Огонь на себя

Идея «национального лидера», вброшенная в нашу общественную жизнь в 2007 г., а затем убранная в тень, снова начинает выходить на первый план. На этот раз, правда, это словосочетание не произносится (хотя не исключено, что ближе к федеральным выборам 2011–2012 гг. такая риторика пойдет по второму кругу). Вместо него пока идет видеоряд – явление народу на мотоцикле, за штурвалом самолета, за рулем «Калины» в автопробеге Хабаровск – Чита, несомненное личное мужество при погружении на дно Байкала, стрельбе из научного арбалета по китам и т. п.

Сейчас бессмысленно гадать – начало ли это предвыборной кампании или нет. Но мы видим, что высокопоставленный чиновник, используя наиболее популярные СМИ, резко активизировал попытки реанимировать себя в качестве «национального лидера». Можно, конечно, вслед за целым рядом наблюдателей порассуждать, как всё это влияет на взаимоотношения внутри руководящего дуумвирата. Но есть другой, гораздо более важный вопрос: а нужен ли России XXI в. феномен «национального лидера», независимо от того, какая у этого лидера фамилия?

На первый взгляд этот феномен присущ только авторитарным и тоталитарным режимам: Сталин, Гитлер, Мао, Тито, Ким Чен Ир, Фидель Кастро и Уго Чавес. Тут мы имеем дело с массовой поддержкой (хотя бы на начальном этапе) в сочетании с репрессиями (в мягкой или жесткой форме) по отношению к инакомыслящим и, конечно, массированное промывание мозгов с использованием пропаганды и системы образования. Но как оценить роль лидеров в демократических обществах – например, Франклина Рузвельта, Уинстона Черчилля, де Голля, Вилли Брандта, Маргарет Тэтчер, Билла Клинтона?

Во-первых, в этих случаях словосочетание «национальный лидер» или что-то столь же понятное, но отсутствующее в законах этих демократических стран не использовалось. Во-вторых, все эти действительно сильные лидеры не претендовали на всеобщую народную любовь, понимая и ежеминутно чувствуя мощную оппозицию по отношению к самим себе. И в-третьих, их приход и уход с политической сцены происходил в соответствии с демократическими правилами: окончание срока полномочий, выборы. Бывали и добровольные отставки, смерть на посту. Но попыток увековечить свое национальное главенство – как, например, туркменбаши («глава туркмен») – в демократических странах не было. И это не случайно: даже намек на это тут же получит адекватный общественный ответ – отставку и навсегда опороченную репутацию. Об этом прекрасно знают все политики, претендующие на руководство этими странами.

И в XXI в. феномен демократического лидерства не утратил своей актуальности. И дело здесь не столько в выдающихся качествах того или иного человека, сколько в потребностях общества в изменениях. Кто-то должен эти настроения почувствовать, озвучить, превратить в конкретную программу действий и убедить в ее необходимости большинство избирателей. Характерные примеры – новые лидеры США и Великобритании Барак Обама и Дэвид Камерон. Оба они шли на выборы под лозунгом перемен. Не будем сейчас обсуждать вероятность успехов этих политиков, но то, что они достаточно неожиданно стали руководителями своих стран, дает им шанс войти в историю в качестве не просто президента или премьер-министра, но именно в качестве лидеров.

А что же Россия? Нам, конечно, нужен лидер, который сможет вырвать страну из архаики и деградации. Пусть это называется – не будем придираться к терминам – модернизацией. Но политик, претендующий на руководство нашей страной и считающий, что можно, лишь подкрасив фасад, и дальше не замечать множащиеся признаки системного кризиса, неизбежно станет строить свой имидж прежде всего при помощи «мотоциклетно-калиново-китовой» пропаганды. В качестве смыслового обоснования, скорее всего, будет опять использоваться мысль Владимира Путина, высказанная им по поводу возвращения советского гимна: дескать, большинство народа не ошибается.

Действительно, необходимость модернизации в нашем обществе не имеет поддержки большинства, хотя то же большинство возмущается массовой коррупцией и пренебрежением власти к законам. Эта инертность вполне объяснима: бедные боятся стать нищими (как это было в 1992 г.), богатые одной ногой уже не в России, чиновники опасаются потерять места, многие просто живут по принципу «лишь бы не было войны».

Но что означает вероятность возвращения к 2012 г. на политическую арену «национального лидера» образца 2007 г., причем независимо от того, какой формальный пост будет занимать этот человек? Застой с дальнейшей деградацией, еще большее отставание от передовых общемировых тенденций, что должно закончиться – рано или поздно – очередной системной общероссийской встряской.

Понятно, что руководитель, взявший на себя вынужденную, но единственно верную в нынешней нашей ситуации стратегию на всеобъемлющую модернизацию страны, заведомо будет непопулярен. Его политическая база, как показывают опросы, составляет не более 20–25% общества. Этого, конечно, недостаточно для того, чтобы претендовать на статус «национального лидера». Однако тогда у этого человека – кто бы им ни стал – появится шанс войти в историю России со знаком плюс.