Сергей Маркедонов: Удар по политической монополии
Выборы в маленькой частично признанной республике Южная Осетия прошли на фоне думской избирательной кампании в большой России. Югоосетинская история стала первым тревожным звонком для российской власти. Второй был дан в ночь с 4 на 5 декабря 2011 г., когда были оглашены первые итоги выборов в Государственную думу. Но если второй сигнал для Кремля стал поводом для серьезных дискуссий, то первый оказался на обочине информационного внимания. Тем паче что через неделю после того, как результаты второго тура голосования в Южной Осетии были отменены, развитие событий утратило изначальную динамику.
Однако ситуация в частично признанной республике представляет чрезвычайный интерес, поскольку она стала качественным слепком нынешней российской действительности. Выборы проходили в образовании, статус которого до конца не определен. Республика признана в качестве независимого государства Россией и еще четырьмя образованиями Латинской Америки и Океании. С точки зрения подавляющего большинства членов международного сообщества, Южная Осетия – это часть Грузии. При этом республика в отличие от Абхазии не имеет выхода к морю и потенциала для развития курортного бизнеса, а в отличие от Нагорного Карабаха – мощной диаспоры, которая могла бы продвигать имидж образования с оспоренным статусом на международной арене и организовывать гуманитарные проекты с иностранным участием. Отсюда отсутствие диверсифицированной внешней политики и односторонняя привязка к России, ее внутренней и внешней политике. Никаких отдельных от России окон во внешний мир. Казалось бы, в этой ситуации задача для Москвы была более чем проста. Никакой конкуренции геополитических проектов. Характерно, что оппозиционный кандидат Алла Джиоева в своем интервью накануне выборов назвала себя «россиянкой по паспорту и по духу». В отличие от Абхазии в Южной Осетии отсутствует и такой сюжет, как негативная историческая память. Историю российско-югоосетинских отношений не отравляют воспоминания о массовых депортациях и переселениях XIX столетия.
Тем не менее при таком наборе благоприятных исходных данных Москва умудрилась создать для себя на пустом месте серьезные проблемы. Почему это произошло? В первую очередь потому, что российская власть, имея дело с образованием с промежуточным статусом (это не полноценное государство, но и не республика в составе РФ), задействовала здесь одновременно широкий арсенал внутриполитических и внешнеполитических средств, доказавших свою неэффективность в предыдущие годы. Так, Кремль совершенно проигнорировал оппозицию и ее лидеров (полагая, что это угроза пресловутой «стабильности» и «порядку»). В таком подходе нет ничего принципиально нового. Именно так российская дипломатия работает на постсоветском пространстве, максимально персонифицируя свой выбор. Это чревато тем, что в случае ухудшения личных отношений глав государств портятся и межгосударственные отношения, а в случае смены власти сами эти отношения становятся проблематичными. Но какие бы проблемы для России такой подход ни создавал (смотрите примеры с Украиной, Белоруссией, Молдавией, Грузией, Абхазией), именно он остается основой постсоветской политики Кремля.
Что же касается хода самой избирательной кампании, то здесь российские власти показали, что готовы к трансляции в Южной Осетии своего северокавказского опыта. В республиках самого беспокойного российского региона Москва давно реализует политику «удаленного доступа». На практике это означает минимум вмешательства в общественные и политические процессы, административный бизнес с региональным руководством плюс гарантии безопасности на случай террористической или иной угрозы. Опыт совместного «возрождения Южной Осетии» в 2008-2011 гг. при помощи российского бюджета показал, что республиканская элита не выдержала экзамена большими деньгами. Это во многом и породило протестные настроения и запрос на иное качество управления и власти, при котором российская помощь могла бы доходить до их реального получателя. Однако процедуру смены власти (а Кремль не хотел третьего срока для Эдуарда Кокойты) Москва реализовывала не сама. Она, как и в случае с Чечней или Дагестаном, передоверила все местным лояльным кадрам и вмешалась в этот процесс лишь на этапе второго тура голосования. При этом такое вмешательство прошло не в формате эффективного арбитража, а в виде поддержки «правильного кандидата».
Впоследствии, уже после того, как второй тур голосования состоялся, а его итоги были отменены, спровоцировав серьезный внутриполитический кризис, вмешательство России помогло достижению компромисса между конфликтующими сторонами. И если Кокойты согласился на уход с поста президента, не дожидаясь повторных выборов, то Джиоева отказалась от кампании гражданского протеста. Сегодня именно у нее самые выигрышные шансы на успех в ходе повторного волеизъявления в марте 2012 г. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Таким образом, югоосетинские события переросли региональный уровень. Они дали несколько важных уроков для большой России. Выборы в Южной Осетии четко показали, что российские лидеры любому развитию предпочитают застой, даже в форме стагнации. В Кремле не рассматривают выборы как реальную процедуру смены или даже обновления власти. Для них политическая конкуренция видится как подрыв «стабильности» и «порядка», понимаемого как монополизация административно-бюрократического рынка. Однако, если избиратель демонстрирует готовность организованно отстаивать свои права, возможности для компромиссов открываются. Следовательно, пресловутый административный ресурс не всесилен, а любые технологии «удержания» могут быть биты гражданской активностью.