Антон Олейник: Киевская «Сечь» сменила власть, сможет ли сменить модель управления?

События на Украине развиваются столь стремительно, что какие-либо окончательные выводы преждевременны. Однако главное достижение протестующих - успешное противостояние давлению и насилию со стороны представителей власти на протяжении трех месяцев - требует осмысления уже сейчас. Без этого не понять, почему в российском случае способность населения к противостоянию власти пока намного ниже.

Между элитизмом и коммунитаризмом

Во-первых, российские протесты (прежде всего протесты 2011-2012 гг.) были инициированы и ориентированы на лидеров - представителей оппозиционных партий. Либерально настроенная оппозиционная элита виделась и по-прежнему видится главным источником инициативы в противостоянии с властью. Подобная ситуация наблюдалась и на Украине в 2004 г.: тогда майдан был организован сторонниками Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко.

Майдан образца 2013-2014 гг. изначально был непартийным. То есть лидеры оппозиционных партий (Виталий Кличко, Арсений Яценюк, Олег Тягнибок) на нем присутствовали, но не играли первых ролей. Их реальный вес вполне проявился в момент подписания соглашения по урегулированию кризиса 21 февраля с Виктором Януковичем, теперь уже бывшим президентом. Соглашение было отвергнуто майданом и так и осталось на бумаге.

Кто же играет первые роли в украинских протестах 2013-2014 гг.? Обычные люди, а не лидеры партий или представители оппозиционной элиты. Рядовые охранники палаток, медсестры, повара и бойцы на баррикадах в центре Киева. Пожалуй, впервые в постсоветском пространстве мы можем наблюдать пример низовой мобилизации столь внушительных масштабов.

Между селом и офисом

Спонтанное становление коммунитарной модели вместо элитарной позволило существенно расширить социальную базу протеста. На майдан вышли не только представители «нового креативного класса» - главной надежды российских либералов. На майдане 2013-2014 гг. они смешались с мелкими предпринимателями, интеллигенцией (учителями, инженерами), рабочими и селянами. Майдан действительно представлял собой социологический срез украинского общества, а не узкой прослойки городских «лишних людей».

Модель власти, против которой восстали на Украине, создает «лишних людей» повсюду - на селе, в офисе, в университете, на производстве. «Лишние люди» - те, кто не находит себе места в системе, выталкиваются из нее из-за своей неспособности отказаться от права на собственное мнение, на индивидуальность, - являются неизбежным продуктом превалирующей сегодня и в России, и на Украине модели властных отношений. Ее отличительные черты - самодостаточность (власть не нуждается ни в каком ином источнике, кроме нее самой), неограниченность, самоценность (в отличие от власти как средства для достижения других целей) и насильственный характер.

Лишних людей по этой причине потенциально много больше, чем численность городского креативного класса. Однако в российском случае мобилизовать лишних людей за пределами крупных городов не удалось, в отличие от случая украинского.

Между вече и карнавалом

В формате протестов можно увидеть одну из причин, по которой на Украине мобилизация стала действительно массовой. Майдан образца 2004 г. был классическим примером, взятым из учебника - книги Джина Шарпа «От диктатуры к демократии». Атмосфера карнавала с ленточками, масками, песнями и рок-концертами. Элементы карнавала были легко различимы и в российских протестах 2011-2012 гг. Формат карнавала потенциально понятен городскому жителю (ведь карнавал - это исторически городской праздник). Но он далек от повседневности лишнего человека в малых городах, поселках и на селе.

В украинском случае проблема выбора формы протеста, которая понятна и городскому жителю, и селянину, была решена за счет постепенного отхода от карнавальности (хотя рок-концерты никуда не делись) к более традиционным вече и Сечи. Вече - это собрание представителей всех городских слоев. В Киевской Руси вече (в Киеве, Новгороде, Пскове существовали особенно сильные вече) призывали на княжение, изгоняли неугодных князей и решали другие общественно значимые вопросы. В 2013-2014 гг. формат вече был успешно реактуализирован. Веча организовывались каждую субботу в центре Киева, а число их участников в отдельных случаях превышало миллион.

Модель Сечи была успешно использована в организации палаточного лагеря на Крещатике и майдана Незалежности. Сечь - это лагерь запорожских казаков в походе или в месте постоянной дислокации. В походном случае лагерь представлял собой поставленные кругом повозки (для защиты от возможного нападения), а внутри образованного таким образом пространства - палатки и костры для приготовления пищи. В 2013-2014 гг. лагерь протестующих имел все эти элементы, с той лишь разницей, что повозки были заменены на баррикады.

Между настоящим и будущим

Украинские лишние люди осуществили ряд инноваций - начали переход к коммунитарной модели, радикально расширили социальную базу протестов и предложили их новый формат. Эти инновации позволили успешно противостоять власти на протяжении трех месяцев и в конечном счете привели к смене властвующей элиты. Однако для полного раскрытия потенциала данных инноваций потребуется много больше, чем простая ротация властвующей элиты.

Ротация властвующей элиты - закономерный результат элитарной модели протестов. Собственно, в этом случае протесты и нужны лишь для того, чтобы привести к власти новую элиту (либеральную или националистически настроенную - это уже не так важно). Коммунитарная модель протестов требует значительно большего, а именно перестройки формальных институтов (президентства, законодательной власти и так далее) в целях обеспечения их большей чувствительности к инициативам снизу и большей ответственности наделенных властью лиц перед населением.

Задача-минимум - смена власти - на Украине на сегодняшний день решена. Остается решить задачу-максимум - перестроить систему формальных институтов на основе коммунитарных, ассоциативных принципов. Время покажет, насколько успешным будет решение этой второй, еще более масштабной и сложной задачи.

Автор - ведущий научный сотрудник ЦЭМИ РАН, профессор университета «Мемориал», Канада