Екатерина Шульман: Почему для живых стабильности не существует

Два недавно вышедших обширных аналитических труда описывают изменения политического режима в России за последние три года: доклад Комитета гражданских инициатив (КГИ) по электоральной ситуации в регионах и доклад фонда «Либеральная миссия» под редакцией Кирилла Рогова «Основные тенденции политического развития России в 2011-2013 гг. Кризис и трансформация российского авторитаризма». Обе работы привлекают большой массив статистического материала - по региональным выборам, по судебной практике, правоприменению, законотворчеству - и совместно иллюстрируют печальную политическую закономерность: ничто так не разрушает, как борьба за стабильность.

Доклад КГИ описывает процесс ужесточения закона «Об основных гарантиях избирательных прав» (11 изменений менее чем за год), имевший целью ослабить эффект медведевской либерализации - упрощения регистрации партий и кандидатов и возвращения одномандатников. Чего хотели ужесточители? Понятно, не допустить к выборам новых участников, чтобы переизбирались те, которые уже есть: «системные» партии и назначенные губернаторы. «Власть стремится рассеять оппозицию, надеясь получить вместо даже крайне слабых партий набор персоналий», - пишут авторы доклада. «Ключевыми следствиями такой политики выступают фактическая департизация и персонализация выборов». То есть идея «строим несколько сильных системных партий» сменилась идеей «выбираем нужного человека любой ценой, партийность не важна».

Любители аппаратных раскладов могут назвать это «сливом «Единой России», но суть не в этом. В чем смысл партийности как элемента политической архитектуры? В безопасной ротации кадров в рамках допустимого. Новые люди выращиваются в системе, которая их и отбирает, и калибрует - или, советским языком выражаясь, и призывает, и воспитывает. В сущности, той же цели служат и выборы - это контролируемый стресс, декоративная нестабильность, карнавал непослушания, когда гражданину дается возможность лично поучаствовать в смене начальства и ощутить себя причастным к перестановкам во власти. Гибридные режимы вроде нынешнего российского, сочетающие демократические декорации с авторитарным содержимым, боятся этой организованной нестабильности и чают гавани вечного покоя, где даже игрушечные бури запрещены.

Но в зазеркальном пространстве стабильности, чтобы оставаться на месте, надо сломя голову бежать назад. Анализируя судебную статистику и практику правоприменения за 2012-2013 гг., авторы доклада «Либеральной миссии» замечают: «Можно сказать, что в сфере правоприменения в рассматриваемом периоде Россия переживает период наиболее глубокой реакции, откатываясь назад даже от тех уровней, которые были достигнуты правовой системой в период «позднего тоталитаризма» в конце 1970-х - начале 1980-х гг.».

Почему режимы, имеющие целью, по выражению философа Леонтьева (приписываемому часто Победоносцеву), «подморозить Россию» (а также Египет, Турцию, Венесуэлу), никогда не застывают «по состоянию на идеальный день Х», а всегда регрессируют, отменяя ранее проведенные реформы и отбирая у граждан уже данные права? Потому что борьба за стабильность требует постоянно возрастающих жертв: чем больше стремишься к тому, чтобы ничего не менялось, тем более радикальные шаги приходится совершать. Покоя нет ни минуты: стабильности всегда что-то угрожает. Точнее говоря, ей угрожает вообще всё: любое вторжение неконтролируемой реальности разрушит совершенную герметичную конструкцию. Поэтому сперва требуется уменьшить количество партий, потом в оставшихся контролировать каждого выборного кандидата, а потом выясняется, что любые партии потенциально опасны - даже лояльные. Нельзя допустить не только ни одного внесистемного депутата, но даже кандидата в депутаты - ни на федеральном уровне, ни на региональном, ни на муниципальном. Сначала нужно регулировать в ручном режиме федеральные телеканалы, а потом уже и кабельные. Несанкционированные митинги опасны, но и санкционированные тоже. Стихийный бунт - это угроза, но и общественные организации - угроза не меньшая.

Беда в том, что сама конструкция нашего земного бытия такова, что стабильность - в смысле полного сходства дня сегодняшнего с днем вчерашним - для живых недостижима. Единственная стабильность, к которой мы можем стремиться, - это последовательность естественных перемен. В некотором роде порядок - антипод стабильности, поскольку порядок предполагает алгоритм привычных действий, а стабильность требует статики. Тот, кто хочет остановить время - «сторожевою тенью сидеть на сундуке и от живых сокровища свои хранить, как ныне» - будет только и исключительно продуцировать хаос и разрушать ту самую стабильность, которую хочет любым способом сохранить.

Наше культурное наследие полно страшных сказок о человеке, который решил обрести неправедное бессмертие. Сейчас мало кто помнит, но решение вернуться на конституционно рискованный «третий срок» принималось в свое время из охранительных соображений: вдруг да младший цезарь не удержит державный штурвал слабыми руками и недовольные граждане окончательно распояшутся. Описанная в докладе «Либеральной миссии» трансформация политического режима 2011-2013 гг. создает полное впечатление, что политическая конструкция «третьего срока» относится к первым двум, как зомби к своему живому предшественнику. Но и у зомби, как учит нас массовый кинематограф, есть свои конкурентные преимущества: тление им уже не грозит, они свободны от земных обязательств и моральных ограничений, настойчивы в достижении своих целей, быстро бегают и эффектно лазают по стенам.