Президент российских мусульман

Рамзан Кадыров давно давал понять, что не прочь стать религиозно-политическим лидером масштаба большего, чем республика Чечня. Новый проект защиты угнетаемых мусульман Мьянмы показывает это стремление и наличие соответствующих ресурсов наиболее выпукло.

Третьего сентября в Москве, у посольства Мьянмы, прошел несогласованный митинг мусульман, протестующих против политики этой страны (там как раз случилось обострение давнего межэтнического конфликта и правительственная армия начала жестокую акцию против мусульманского меньшинства рохинья). Митинг нескольких сотен молодых людей, преимущественно уроженцев Северного Кавказа, никто не разгонял. И это прекрасно – так должно быть со всеми мирными собраниями граждан.

Но мы знаем, что в нынешней России не разгоняют только митинги и шествия, как-то связанные с властью или неформально признанными центрами силы (например, РПЦ). Протест мусульман очевидно связан с таким центром силы, имя ему – Рамзан Кадыров. Глава Чечни возвысил свой голос против событий в Мьянме еще в июле, а 4 сентября он выступил на огромном митинге в Грозном (как обычно, местная полиция заявила о более чем 1 млн участников). Перед митингом Кадыров в своем видеообращении в Instagram заявил: «Если даже Россия будет поддерживать тех шайтанов, которые совершают преступления, я против позиции России <...> Я больше чем уверен, что сегодня никто не будет поддерживать убийц и насильников, но есть определенные нюансы государственной политики, поэтому мы должны с пониманием относиться к тому, что происходит <...>». Он обещал помощь тем, кто «будет наказывать этих шайтанов».

Кадыров не в первый раз выступает от лица всех мусульман. В январе 2015 г. он провел в Грозном многотысячную манифестацию под лозунгом «Любовь к пророку Мухаммеду» (тоже более миллиона человек, по официальным данным) – участники протестовали против тех, кто поддерживает публикацию карикатур на пророка, оскорбляя тем самым религиозные чувства мусульман всего мира. Это было уже после расстрела террористами редакции французского журнала Charlie Hebdo и после марша памяти жертв теракта в Париже, в котором приняли участие лидеры многих стран мира (от России шел министр иностранных дел Сергей Лавров).

Кадыров также старается развивать дружеские связи с правящими элитами исламских монархий Персидского залива, всячески поддерживает паломничество российских мусульман в Мекку и вообще активно защищает права мусульман. Это позиционирование себя как защитника мусульман открывает для него границы не только республики, но и страны. На фоне официальных руководителей российских исламских объединений, выглядящих просто лояльными чиновниками и незаметных в медиапространстве, Кадыров смотрится молодым, активным, имеющим военный ресурс лидером.

Судя по всему, это проблема для Кремля. Проект резолюции Совбеза ООН, осуждающей действия правительства Мьянмы, в январе был заблокирован Россией и Китаем (в марте Reuters сообщало также о блокировании проекта краткого заявления СБ ООН на ту же тему). Безусловно, на официальном дипломатическом уровне позиция России не изменится, но Кадыров на официальный уровень и не претендует. А вот как быть с его растущим неофициальным статусом – и соответственно растущим ресурсом из числа миллионов российских мусульман? И не только российских.

Воскресный митинг в Москве и вчерашний в Грозном показали претензии Кадырова на новый статус и полномочия, его стремление подтвердить переход от роли регионального руководителя к позиции религиозно-политического лидера международного масштаба, считает исламовед Алексей Малашенко. Кадыров продемонстрировал способность объединять мусульман разных национальностей, а не только чеченцев. Можно сказать, что это завершение очередного этапа развития Кадырова как политической фигуры. Громкими заявлениями Кадыров создал привлекательный собственный образ не только для большей части чеченцев, но и для исламски ориентированной молодежи, которая видит в нем яркого лидера, безнаказанно нарушающего установленные в России регламенты поведения регионального руководителя, а его влияние распространяется далеко за пределы республики, считает Малашенко.

При этом Кадыров ведет крайне рискованную игру, он фактически осудил внешнюю политику страны, и это своего рода тест для МИДа и Кремля: молчание покажет их слабость, а осуждение заявления Кадырова будет означать, что Россия ради поддержания хороших отношений с Китаем готова поступиться интересами мусульман. Он может оказаться в трудной ситуации, если о поддержке борьбы народности рохинья заявит, например, ИГ (запрещенная в России организация).

Политолог Алексей Макаркин говорит, что роль религиозного лидера (т. е. теолога) требует соответствующего духовного образования. В случае Кадырова речь идет, скорее, о статусе защитника мусульман, в том числе для внешнего мира. Это политически важная роль, до сих пор в России вакантная. Едва ли это чистая самодеятельность – это, вероятно, согласованная с Кремлем инициатива, хотя слова о шайтанах и возможности пойти против Москвы ему бы никто не согласовал. Но он понимает, что может себе это позволить из-за совершенно особых отношений с Кремлем, пусть даже его потом и одернут.

Это опасная конструкция. Во-первых, она создает ситуацию выхода одного из глав регионов в сферу внешней политики – это несоразмерно его статусу, и это территория самого президента. Во-вторых, это ситуация потенциального конфликта с официальными исламскими лидерами: они традиционно призывают умму к умеренности, осуждают радикализм – и тут появляется Кадыров с весьма радикальными заявлениями (если бы их, условно, произнес имам в мечети, то уже было бы уголовное дело), это сбивает ориентиры. Понятно, что Кадыров использует любую возможность, чтобы быть востребованным, и эта новая для него роль – еще одна возможность увеличить свою политическую капитализацию. Он получает дополнительный ресурс, еще одну повестку, причем в потенциально плохо контролируемой властью сфере, что повышает риск снижения управляемости.

Отдел комментариев