Не только большие протесты

В каждой заметной новой протестной акции мы с навязчивым постоянством пытаемся разглядеть росток массового общероссийского протеста, который в итоге приведет к замене нынешнего политического режима на более демократический. Для либеральной оппозиции это заветная мечта, для российской власти – дурной сон. Если же разрастания протеста не происходит, интерес к таким акциям быстро угасает. И напрасно. Небольшие локальные протесты все чаще оказываются результативными: сегодня они вносят в демократизацию российской политической системы не меньший вклад, чем любые массовые митинги.

Последние пару лет в России наблюдается новый подъем протестной активности: на акции выходят дальнобойщики, фермеры, учителя, рабочие различных предприятий, противники реновации, пострадавшие от мусорных свалок, пользователи Telegram и сторонники Навального. Это происходит после довольно длительного периода апатии и растерянности, вызванного разгромом протестного белоленточного движения: 6 мая – шестая годовщина митинга на Болотной площади, который вылился в столкновения протестующих с полицией, массовые задержания и затем в печально известное болотное дело. К уголовной ответственности было привлечено 35 человек, последние осужденные по этому делу были освобождены буквально несколько месяцев назад.

Большую роль в этом затишье сыграли усилия власти по дискредитации протестного движения, его идей и лидеров в глазах основной массы населения. Со всех федеральных каналов протестующих заклеймили «норковыми шубами» и «креаклами», далекими от понимания нужд простых людей, их лидеров – «агентами госдепа», «жуликами, ворующими лес», «пятой колонной» и «национал-предателями».

В общем и целом эта пропаганда сработала. Что не удивительно, принимая во внимание разницу в возможностях влияния на формирование общественной повестки, которая есть у власти и оппозиции. Государственное телевидение по-прежнему остается главным и наиболее влиятельным источником информации о происходящем в стране и формирует мнение большинства: у YouTube-канала Навального 2 млн подписчиков, но это только 1,5% населения, аудитория Соловьева и Киселева – 40–50% россиян. Сегодня большинство населения вряд ли понимает мотивы оппозиционно настроенной публики и ее лидеров. Согласно опросам, забастовки дальнобойщиков, учителей, врачей и рабочих вызывают сочувствие у большинства россиян (их готовы были поддержать до 70% тех, кто знал об этих акциях), а вот организуемые оппозицией акции в поддержку Украины, марши памяти Немцова и акции Навального – нет (их готовы были поддержать около трети тех, кто о них знал, причем самих осведомленных было заметно меньше, так как основные СМИ если и сообщают о таких акциях, то лишь вскользь).

Для большинства населения новые репрессивные законы и болотное дело остались мало известными (так, внимательно следили за процессом лишь 2–3% россиян, а две трети обычно плохо понимали, о чем их спрашивают). Поэтому усмиряющий эффект эти меры оказали в первую очередь на политических активистов и протестных лидеров. В отношении новичков эти меры работают хуже. Большинство участников протестных акций без солидного стажа, с которыми автору довелось беседовать в рамках разных исследований, чаще всего были уверены, что «выходят на майдан» и потрясают устои любые другие протестующие, но не они сами. Их собственный протест всегда «вынужденный» и «по уважительной причине» и поэтому на них все эти ограничения просто не могут распространяться.

Сильнейший удар по желанию россиян протестовать нанесли украинские события 2014 г. Российские телеканалы представили киевский майдан как полный распад государства, инспирированный к тому же силами враждебного Запада. Эти картинки настолько травмировали российского обывателя, что на протяжении двух-трех лет в любом публичном проявлении несогласия рядовые россияне готовы были видеть угрозу беспорядков. «Мы не хотим, чтобы было как в Киеве!» вновь и вновь повторяли люди на фокус-группах. Обществу понадобилось несколько лет преодоления пережитого шока.

Постепенная реабилитация протеста началась на рубеже 2014–2015 гг. с различного рода голодовок и одиночных пикетов – возможно, люди на подсознательном уровне стремились к тому, чтобы их действия как можно меньше походили на пресловутый майдан. Но чем больше проходит времени после украинских событий четырехлетней давности, тем многочисленнее и многообразнее становятся протестные акции, которые в глазах людей вновь становятся легитимным инструментом отстаивания гражданами своих интересов. Наверное, первой заметной после затишья классической протестной акцией стала забастовка дальнобойщиков в конце 2015 г. – начале 2016 г.

С одной стороны, появлению новых протестов способствует и накопление опыта коллективных действий – в том числе неполитических, участия в различных сообществах, в том числе по месту жительства. Все большее число россиян сегодня осваивает социальные сети и мессенджеры, складываются сети взаимной поддержки, которые благодаря новым коммуникационным технологиям сегодня проще и быстрее можно активизировать. Так как все сегодня выкладывается в сеть, растет количество информации о других акциях, возможных путях решения проблем, к кому можно обратиться за помощью. Пока проблемы нет, на многие такие вещи обыватель может даже не обращать внимания. Но если потребность возникает, найти эту информацию сегодня проще и быстрее, чем раньше.

Это приводит к тому, что даже обычно аполитичные, не интересующиеся политикой люди при необходимости оказываются в состоянии организовать митинг, разослать официальные письма по инстанциям и обратиться в СМИ. Но это обычно происходит только в том случае, когда беда и неприятности приходят «под окна». А иначе люди говорят: «Нас это не касается», «это не наша проблема». Поэтому, несмотря на рост числа самих акций и их участников, в массовые общероссийские протесты они не перерастают.

С другой стороны, во многом разрастанию протеста препятствуют нынешние спокойные общественные настроения: адаптация населения к новым экономическим реалиям, низкая инфляция, умеренный оптимизм по поводу будущего, довольно высокий авторитет центральной власти, о чем уже подробно говорилось прежде, – зачем протестовать, когда все более или менее в порядке?

Кроме того, между различными группами протестующих сегодня чаще всего отсутствует чувство солидарности – сказываются в том числе и последовательные усилия власти по профилактике гражданского коллективного действия, различного рода давление государственных органов на такие всероссийские сетевые организации, как независимые профсоюзы, сотрудники региональных штабов Навального и др. – то есть те коллективы и организации, которые могут задать общую повестку для разных протестных групп и связать различные протестные темы в одну.

Неоднократно приходилось слышать от активистов, что проблемы обманутых вкладчиков совершенно не похожи на проблемы обманутых дольщиков или что экологические лозунги несовместимы с лозунгами градозащитников и т. п. От одного интервью к другому звучали знакомые слова: «Это совершенно разные повестки», «нас это не касается», «это совсем другое дело». И дело здесь не только и не столько в отсутствии социального воображения и неспособности представить себя на месте другого.

С воображением, скорее всего, все в порядке, и большинство протестных групп просто надеются договориться с властью для решения своего конкретного вопроса, а это значит, что разные протестующие фактически начинают конкурировать между собой за внимание и ресурсы власть предержащих, ведь терпения и денег на всех может и не хватить. Поэтому активисты часто стараются подчеркнуть свою лояльность центральной власти и дистанцироваться от оппозиции, заявляют, что их протест вне политики.

Отчасти это происходит потому, что многие – особенно неискушенные в политике вообще и уличной политике в частности люди – искренне верят не только в законность своих требований, но и в благонамеренность власти, до которой нужно лишь достучаться и открыть ей глаза на происходящие безобразия. Однако для значительной доли протестующих подчеркнутая лояльность власти – это лишь соблюдение существующих правил игры в надежде получить свое. И если власти хотя бы отчасти идут людям навстречу, протестующие охотно расходятся по домам и считают вопрос исчерпанным.

Иногда такая стратегия дает свои плоды. В ряде случаев мы видим готовность власти делать хотя бы частичные уступки протестующим – прежде всего по локальным и «хозяйственным» вопросам, которые сами чиновники считают понятными и вполне законными, или когда требования протестующих напрямую не угрожают положению федеральной власти. Яркий пример – пересмотр программы реновации московского жилья, изменение планов установки памятника князю Владимиру на Воробьевых горах, возвращение денег обманутым вкладчикам, которым до того, как они организовали протесты, чиновники рекомендовали обращаться в суд, и другие более мелкие случаи.

Сегодня трудно сказать однозначно, сложатся ли приведенные примеры мирного взаимодействия различных протестных групп с властью в устойчивый тренд. Но если люди все чаще открыто отстаивают свои интересы, пусть и не замахиваясь на систему в целом, а власти при этом начинают прислушиваются к их мнению – не является ли это медленным продвижением в сторону большей подотчетности власти обществу? Может быть, это наш шанс на более справедливое и демократическое общество. И будет обидно этот шанс упустить.

Автор — социолог «Левада-центра»