Чем опасен пенсионный ультиматум Путина

Политолог Татьяна Становая о переводе общественного договора на язык шантажа

Прошедшие 9 сентября региональные выборы показали заметное снижение электоральной поддержки партии власти «Единая Россия»: вторые туры выборов губернаторов в четырех регионах, потеря в ряде регионов большинства в законодательных собраниях. Кремль заверяет, что снижение ожидаемо, а значит, и ситуация находится под контролем. Ключевая причина проседания – пенсионная реформа, смягчить влияние которой за две недели до голосования попытался лично Владимир Путин в своем специальном обращении к народу. Однако то, как власть пытается примирить народ с реформой, скорее указывает на наличие проблемы, признавать которую власть не торопится. А значит, и дальнейшие не только электоральные, но и социально-политические сюрпризы будут ждать страну в самые ближайшие месяцы.

Пенсионная реформа – одно из главных событий всего путинского периода. Его можно поставить по степени своей исторической значимости и влияния на режим в один ряд с такими решениями, как посадка Михаила Ходорковского и аннексия Крыма, с той лишь разницей, что повышение пенсионного возраста имеет абсолютно противоположный политический эффект. Реформа сама по себе носит, казалось бы, исключительно финансово-экономический характер, однако скрывает под собой процесс совсем иного порядка – глубокую трансформацию отношений власти и общества. Последнее обращение Путина, выдающее это новое отношение, ярко демонстрирует кардинально иной подход Кремля к восприятию своих «политических обязанностей».

Проблема первая – попытка Кремля «продать» успехи Владимира Путина в 2000-е, введя своеобразную «плату» за улучшение условий жизни. В августовском обращении президент рассказал, как удалось победить безработицу, поднять заработные платы и пенсии, восстановить рост экономики, но самое главное – добиться роста продолжительности жизни. В контексте выступления получалось, что пенсионная реформа логично следует за улучшением социально-экономических условий, т. е. вдруг она оказывается частью «пакетного» предложения: Владимир Путин буквально дает понять, что повышать пенсионный возраст нельзя было в кризис, кризис преодолен, а значит, настало время. Если развивать эту логику и дальше, то получается, что благополучие 2000-х гг., которое президент позиционирует как свою главную заслугу, имело свою цену: я вам улучшил условия жизни (при этом никакой самокритики не допускается), а вы теперь должны поддержать пенсионную реформу. Справедливая, с точки зрения Путина, «сделка» кажется не только односторонней, но и неожиданной: ни о чем подобном президент не говорил на протяжении последних лет, обрушив на общество все эти «очевидности» только после выборов. А в своем предвыборном послании он, напротив, хвастался преодолением демографических провалов и обещал рост пенсий.

Проблема вторая – логика шантажа. В обращении президент проводит четкую грань между двумя альтернативами – либо повышение пенсионного возраста, либо значительное падение уровня пенсий. Формирование ложного безальтернативного выбора, являющегося в действительности не выбором, а навязыванием единственного уже принятого властью решения, – не что иное, как форма социального шантажа. И ответить на это у населения нет никакой возможности, учитывая, что дискуссия по пенсионной реформе управляема и «канализирована». Ни профсоюзы, ни системная оппозиция не могли позволить себе реальное политическое сопротивление и полноценный «диалог», а внесистемная оппозиция находится в кризисе, причем во многом вследствие целенаправленной политики со стороны власти.

Наконец, проблема третья – отказ власти от консолидированной ответственности. Власть убеждает общество в том, что только оно должно понести нагрузку за непопулярное решение, в то время как у власти есть приоритеты и поважнее. Нагрузку не понесет и государственный бизнес.

Первым делом Владимир Путин отверг возможность перехода к прогрессивной шкале подоходного налога, отметив, что это принесет дополнительные доходы, способные финансировать пенсионные выплаты лишь в течение шести дней. Однако означает ли это справедливость отказа от любых других решений в налоговой сфере? Та же логика касается и отказа от повышения налоговой нагрузки на ТЭК: если нельзя повысить налоги вместо роста пенсионного возраста, почему нельзя это сделать вместе с повышением возраста? Ответа Путин не дает. И почему несправедливость распределения общественных благ настолько утрируется и отвергается?

Отверг Путин и возможность приватизации, но почему-то свел ее к вопросу о распродаже шикарных офисов отделений ПФР. По данным Центра стратегических разработок (ЦСР), доля госсектора в России достигла в 2016 г. 46%, а по данным ФАС, и всех 70%. Стоимость компаний с госучастием в России в 2015 г. составила $175 млрд, считал ЦСР, предлагая продать акции компаний топливно-энергетического сектора. Просто для сравнения: стоимость пакетов «Роснефти» и Сбербанка, которые теоретически могут быть проданы, в совокупности достигает сегодня 4 трлн руб., что в 4 раза больше того, что должна сэкономить бюджету пенсионная реформа. Сигнал, который власть посылает народу, оказывается прост – у государства не только нет ресурсов для финансирования дефицита ПФР взамен повышения возраста, но оно не намерено в принципе делить с населением нагрузку по закрытию этой финансовой дыры. Владимир Путин, кажется, впервые за все 18 лет нахождения у власти стал говорить с народом как на рынке: торгуясь и полностью игнорируя социальный и политический контекст. И даже если к самой приватизации население относится скорее негативно, раздражение «зажравшимся» государственным бизнесом на фоне собственного неблагополучия будет только расти.

Все это похоже на то, как власть, обновив очередной раз мандат Владимира Путина, предъявила населению «счет»: хотите получать пенсии, как минимум индексируемые по уровню инфляции, – придется расплачиваться. До сих пор Кремль не пытался выставить народу счет за оказанные услуги. Причем без взятия на себя новых обязательств (не считая умеренного смягчения реформы, которое, очевидно, было запрограммировано изначально).

Говоря о пенсиях, власть забывает и более широкий контекст, в котором принимаются непопулярные решения: после Крыма населению было велено «терпеть» ради восстановления исторической справедливости и возвращения геополитической мощи России. А в марте 2018 г., буквально за две недели до выборов, национальный лидер вышел к народу с беспрецедентной программой военной модернизации, оставив далеко позади вопросы качества социальной жизни, уровня пенсий и зарплат. Уже в своем августовском обращении Владимир Путин скромно умолчал и о такой опции, как сокращение бюджетных расходов на геополитические мегапроекты, а ведь по данным «Левада-центра», расходы на войну в Сирии и в Донбассе, на перевооружение армии кажутся населению уже не столь оправданными и справедливыми.

Все это означает (и региональные выборы это подтверждают), что договориться по-хорошему власти и обществу пока не удается, а с описанным выше подходом это кажется невозможным. Прежний общественный договор, где обществу в обмен на лояльность предлагались общественные блага (начиная с пресловутой стабильности и роста доходов и заканчивая возвращением Крыма), перечеркнут в одностороннем порядке властью и заменен на договор, где за нелояльность грозят ухудшением финансово-экономического и социального положения. Обществу совершенно четко сегодня дают понять, что отказ в политической поддержке – это возвращение кошмара 1990-х гг. И если власти не удастся в ближайшем будущем сформулировать позитивное политическое предложение, нынешние региональные выборы действительно покажутся большим успехом на фоне дальнейшего ухудшения электоральных результатов.-

Автор — руководитель аналитического центра R.Politik

Статья подготовлена для аналитического проекта «План перемен»