Ужас абсолютной прозрачности

Исчезновение грани между публичным и непубличным ведет к диктатуре медиаэффекта
Скоро даже чиновники выучат, что вслух можно говорить только то, что будет хорошо звучать в опубликованном виде

Мнения о том, зачем российские чиновники говорят ужасные вещи («никто не просил вас рожать»), а потом все это через медиа доводится до сведения граждан, разделились. Может быть, это блогеры-активисты подхватывают и распространяют. Может, простодушные чиновники просто говорят вслух то, что слышат от начальства. А начальство, имея на руках скудеющие ресурсы, ничего другого и говорить не может.

А может быть, это кампания администрации президента, задача которой – может быть – перевод стрел народного гнева с высших руководителей на среднее звено (об этом еще в прошлом году писал на этих страницах Илья Клишин). А может, что вероятнее всего, кто-то просто борется с кем-то, люди выставляют других людей в максимально убийственном свете в целях конкурентной борьбы. В конце концов, блогеры – это в наше время тоже тип оружия.

Мы вряд ли узнаем, как дела обстоят на самом деле. Так или иначе, но во всех случаях чиновничьих бестактностей медийное освещение было для них неожиданностью. Они были в непубличном модусе, а их силой вывели в публичное пространство.

Люди делятся на тех, для кого огласка становится сюрпризом, и тех, кто огласку предполагает в каждом своем действии. Характер огласки – преднамеренный или непреднамеренный – часто меняет смысл действия. Спор о покушении на Скрипалей в Солсбери свелся, в частности, к тому, стало ли широкое медийное освещение этого события неприятным сюрпризом для организаторов покушения или, наоборот, на медийный эффект все и было изначально рассчитано. Если освещение – случайность, то это провальная акция, следствие некомпетентности или ошибки. Если освещение было задумано, то, наоборот, перед нами хитроумная и очень успешная операция.

Мы живем в мире, в котором грань между публичным и непубличным стирается. Все труднее рассчитывать, что какое-либо действие может остаться непубличным. Поэтому и чиновникам, и вообще любым гражданам лучше исходить из того, что все, что ими говорится или делается непублично, может всплыть на поверхность. Это, впрочем, и всегда было полезно – про то, что тайное в конце концов становится явным, известно уже как минимум 2000 лет.

Есть другая проблема: в мире абсолютной медийной прозрачности люди начинают предпринимать действия, весь смысл которых в том, чтобы быть освещенными. Самый простой пример – это культура селфи. Человек может залезть на вершину или доехать до какой-то далекой точки только затем, чтобы там сфотографироваться. Может сделать что-то только для того, чтобы выигрышно написать об этом потом в социальной сети. Более продвинутые случаи – это целые политические акции, кампании и даже войны, которые организуются только для медиаэффекта и ни для какой другой цели.

Те чиновники, которые оказываются на виду со своими глупыми манифестами, – это динозавры. Скоро даже чиновники выучат, что вслух нужно говорить только то, что будет хорошо звучать в опубликованном виде. В какой-то момент такое поведение вообще может стать всеобщим и мы получим сплошной театр – дикую антиутопию, в которой частные мнения и чувства никогда не выходят на поверхность, а все поведение диктуется расчетом на публичность.