Смешать и инвестировать

Дискуссии о роли государства на венчурном рынке ведутся ровно столько, сколько он существует. Остроту вопроса выявило еще первое исследование «Венчурный барометр», инициированное командой фонда Prostor Capital в 2014 г. Подавляющее большинство игроков рынка, принявших участие в опросе, уже тогда проголосовали за то, чтобы госорганизации и институты развития занимались своим делом – развитием – и не претендовали на поляну коммерческих фондов – прямые инвестиции в проекты. За прошедшие четыре года ничего не изменилось: венчурные инвесторы и сегодня считают, что государство должно сосредоточиться на своих основных обязанностях, а именно развивать правовое поле, вводить налоговые преференции и т. д., и сетуют на то, что прямое финансовое вмешательство подрывает здоровую конкуренцию и нарушает правила игры, которые венчурный рынок должен устанавливать сам. В последнее время говорят даже о токсичности государственных денег для венчурной индустрии. Участников рынка пугает излишняя бюрократия, сложность процедур, а также случаи уголовного преследования управляющих госфондами. Желающих связываться с госденьгами как со стороны проектов, так и со стороны потенциальных партнеров по сделкам – коммерческих фондов действительно очень мало.

По моим оценкам, не менее 50% доступного сегодня венчурного капитала внутри страны имеет государственное или окологосударственное происхождение. И в ближайшие годы этот процент как минимум не уменьшится, а скорее даже возрастет. У государства своя вполне понятная логика: надо реализовывать стратегию диверсификации экономики за счет высоких технологий и инноваций и закрывать финансовые дыры, образовавшиеся на венчурном рынке в силу оттока частных капиталов на фоне кризиса. Надо учитывать, что государство почему-то считает венчурные инвестиции инструментом создания (а не поддержки) национальных чемпионов и инновационных отраслей и системно действует в соответствии с этой парадигмой. За последние 10 лет у нас в стране запущено немалое количество государственных и квазигосударственных организаций, которые должны решать такие задачи. Парадокс в том, что одни и те же структуры часто призваны заниматься и другой, чисто бизнесовой деятельностью – отбирать лучшие технологические стартапы и в некоторых случаях инвестировать в них с целью получения дохода для своих акционеров, т. е. делать две вещи одновременно. Среди тех, кто работает «на двух ставках», дочерние фонды РВК, «ВЭБ инновации», Московский посевной фонд, «Роснано», фонды инновационного центра «Сколково», ФРИИ и др. В последний год к списку прибавились госкорпфонды, которые еще пока не начали, но тоже собираются активно инвестировать.

Сложившаяся структура – это уже реальность, неотъемлемый элемент архитектуры современного российского венчурного рынка. Можно долго спорить на тему правильности или неправильности такого расклада, но изменить его мы не можем, а значит, нужно подумать, как извлечь из этого максимальную пользу для всех участников процесса.

На мой взгляд, для этого необходимо найти эффективный и выгодный для всех сторон способ смешать госденьги, инвестируемые по возвратной модели, с частными средствами и затем повысить их привлекательность как для управляющих фондами, так и для лучших проектов.

Как сделать так, чтобы частные управляющие с большим опытом хотели управлять госкапиталом? Как замотивировать их, во-первых, сидеть на «двух ставках» (развивающей и зарабатывающей), а во-вторых, брать на себя риски, связанные с управлением госденьгами?

Думаю, что прежде всего государство и словом, и делом должно показывать, что оно защищает своих управляющих. К сожалению, события 2018 г. (уголовные дела президента «Компьюлинка» Михаила Ляща, управляющего Bright Capital Михаила Чучкевича и бывшего члена правления РВК Яна Рязанцева) и совсем свежие, 2019 г. (дело Baring Vostok), говорят об обратном. Естественно, я, как любой гражданин и участник рынка, нуждаюсь в качественно работающей правоохранительной системе и хочу, чтобы судебные разбирательства были эффективны и справедливы. Но я совсем не понимаю, почему ошибки управляющих уровня досудебного урегулирования или арбитражного суда превращаются в уголовные дела и реальные тюремные сроки.

Практически интерес к управлению госденьгами можно стимулировать экономическими методами, например повышенной ставкой за управление фондом в размере 3–4% (как доплата за функцию развития), а также частичным или полным исключением платы за управление из инвестиционного денежного потока фонда и из расчетов его финансового результата. В этот список также можно включить сниженную или нулевую ставку триггерной доходности и, наоборот, повышенную ставку вознаграждения за успех. Не менее важно предоставлять специальные условия или налоговые преференции, связанные с денежным вкладом управляющего в фонд. Это неотъемлемая часть всей конструкции, которая в случае работы с госденьгами должна быть более привлекательной, чем при работе с частным капиталом.

Как и зачем смешивать подлежащие возврату государственные и частые деньги? Это кратно снижает вероятность ошибок и не позволяет проходить через инвестиционные комитеты проектам, которые «надо поддержать». Этот инструмент я полагаю наиболее эффективным, если не единственным, позволяющим снизить риски потери денег до приемлемого – все еще высокого, но при этом свойственного венчуру – значения. Сделать такой «микс» можно либо через привлечение частного капитала в фонды, где якорный инвестор – государство, либо через вхождение таких фондов в синдицированные сделки с частными игроками. По первому пути сейчас идет единственный в нашей стране государственный фонд фондов РВК, запуская в этой парадигме все последние фонды. Как управляющий одного из таких фондов, созданного в партнерстве со «Сколково», я не понаслышке знаю, как тяжело найти частных инвесторов, которые согласятся вложить в них свои деньги.

Второй путь – это вхождение госфондов в синдикатные сделки. Условием участия в таких альянсах может стать четко сформулированная, понятная ценность, которую государственный игрок может обеспечить инвестируемому проекту, чтобы стать желанным участником в сделке. Бюрократические процедуры, отсутствие должной скорости и гибкости – все эти стереотипы отнюдь не добавляют интереса к госинвестициям со стороны основателей. Лекарством может стать формирование конкретного и понятного предпринимателю предложения, напрямую влияющего на экономическую эффективность его бизнеса.

Ближе всего к решению этой задачи сегодня подошел ФРИИ, который оказывает целый перечень услуг своим портфельным компаниям: это и продвижение проектов на различных форумах и конференциях, и постановка таких процессов, как наем и развитие персонала в портфельных компаниях, и построение воронки b2b-продаж, и многое другое. Да, эти услуги – приятный бонус к инвестициям ФРИИ, а не часть инвестиционной сделки, однако, опираясь на опыт этого фонда, я думаю, можно было бы четко сформулировать и предложить рынку действительно умные государственные деньги.

Какие еще есть способы повысить привлекательность госденег для проектов? Большим подспорьем для них может стать снижение налоговой нагрузки (ниже уровня резидентов «Сколково» и льготы Минкомсвязи). Не менее важно разработать и внедрить механизмы финансовой поддержки сделок обратного выкупа менеджментом за счет госбанков и институтов развития с более длинными, чем у венчурного проекта, горизонтами планирования. Еще один пункт в списке – предоставить проектам определенные преференции в рамках конкурсов по подпрограммам цифровой экономки, а также сервисы по взаимодействию с органами государственной власти (если в этом есть необходимость). Важно при этом, чтобы все эти экстра-сервисы не входили в плату за управление фондом, а шли отдельным расходом по статье «функция института развития». Можно придумать еще множество эффективных мер поддержки, но оказывать ее нужно не спорадически и не избирательно, а всем и системно, с конкретными зафиксированными в документах уровня SLA обязательствами и санкциями за невыполнение.

Автор — венчурный инвестор