Как конкуренция снова проиграла управляемости

Несколько лет назад мне довелось пообщаться с очень умным таксистом, и разговор вышел настолько интересным, что запомнился мне. Я выходил из здания Высшей школы экономики, и таксист поинтересовался, что я там делал. Слово за слово, и он решил рассказать о своем предпринимательском опыте и поделиться мыслями о происходящем в экономике. Мысли оказались куда более здравыми, чем в головах многих представителей власти. «Они думают, – рассуждал мой собеседник, – что если закачают кучу денег в мегастройку или отдадут в нужные руки, то экономика будет развиваться. Это проще, чем развивать конкуренцию и создавать среду для бизнеса. Но только от мегастройки жизнь лучше по всей стране не станет».

Этому человеку была очевидна прописная истина: для развития экономики нужны равные условия и конкуренция. Иначе невидимая рука рынка перестает быть невидимой – она выбирает, кому помочь, и выбрать может совсем не тех, кого стоит поддерживать. И тогда более эффективные оказываются в уязвимом положении – не имея господдержки, они проигрывают менее эффективным.

Но чиновники оценивают эффективность по-своему. Любая власть любит управляемость, и чем более власть развращена неограниченностью, тем важнее для нее управляемость. А лучший способ повысить ее – увеличить зависимость от власти ну хоть по принципу феода. Избранные вассалы получают поддержку из рук власти и готовы служить ей. Оплачивают эту поддержку все остальные – скажем, когда государство повышает НДС, передавая эти деньги «Роснефти» в виде налоговых льгот, или отдает в доверенные руки без конкурса контракты на создание системы взимания платы за проезд грузовиков и маркировки товаров. В результате фактическая доля государства в экономике растет. И эта феодальная система, наверное, главный экономический итог последних 20 лет.

Теперь правительство решило систематизировать распределение управляемости. Для избранных, для тех, у кого есть ресурсы, – их государство называет инвесторами – будет создан отдельный правовой режим, предусмотренный разработанным Минфином и внесенным в Госдуму проектом закона о защите и поощрении капиталовложений. Соглашения, которые государство будет заключать с такими избранными, выводят их из общего правового поля, они будут получать льготы, субсидии, смогут требовать от государства компенсации за ухудшение условий ведения бизнеса. Для них право, как говорил герой «Всей королевской рати» губернатор Вилли Старк, – «это штаны, купленные мальчишке в прошлом году, а у нас всегда – нынешний год и штаны лопаются». В России те, кому общие законы неудобны, вправе рассчитывать на штаны с особым кроем или вообще ходить с голым задом.

Копий вокруг этого закона было сломано – как на Куликовом поле. Победу одержал Минфин, конкуренция, как всегда, проиграла управляемости, коррупционные риски правительство не смутили. В пользу закона сыграл и президентский заказ на рост экономики. Сейчас главное для правительства – выполнение KPI по достижению целей, установленных Владимиром Путиным на этот президентский срок. За экономические показатели отвечает первый вице-премьер и министр финансов Антон Силуанов – в том числе за увеличение доли инвестиций в экономике до 25% (примерно на 4 п. п.). Замминистра финансов и главный автор закона Андрей Иванов рассчитывает на инвестиционный бум – 100–150 соглашений по будущему закону в год примерно на 7–10 трлн руб. Верхняя оценка – это почти треть всех прогнозируемых Минэкономразвития капитальных инвестиций в 2024 г., так что планы выглядят весьма амбициозными. Впрочем, только на первый взгляд – новый режим не мешает заключить соглашения на проекты, уже включенные в инвестпрограммы, достаточно, чтобы они были одобрены руководством компании после 1 января 2019 г. Иными словами, бюджет, а значит, налогоплательщики могут профинансировать и взять на себя риски проектов, которые могли бы появиться и без их поддержки. А если не могли, то так ли они нужны обществу, как нужны чиновникам для выполнения их KPI?

Обновлению экономики, часто говорят экономисты, мешает то, что перестал работать принцип созидательного разрушения: государство не дает неэффективным бизнесам умереть, тем самым избавляя себя от необходимости решать сложные проблемы. Так, может, российские власти столь щедры на поддержку, поскольку опасаются, что главным созидательным актом может оказаться разрушение их самих?