Легитимность Харви Вайнштейна

Почему жертвы насилия так долго молчали
Критики Вайнштейна не прозрели в одночасье, просто действия законного и незаконного правительства (или голливудского продюсера) воспринимаются по-разному

В истории Харви Вайнштейна, которая не сходит с первых страниц уже две недели, нетрудно сформулировать отношение к происходящему. Все, что мы знаем, – десятки свидетельств, подробности удивительного контракта между продюсером и его компанией (возможные иски за домогательства были в нем учтены), единодушие коллег – все позволяет судить, что Вайнштейн виноват более или менее кругом. История его настолько однозначна, что в некотором смысле вызывает изумление наличие скандала. Некоторые люди ведут себя отвратительно, некоторые из этих людей имеют весомые заслуги перед обществом и культурой, гений и злодейство вполне совместимы – что тут обсуждать. Почему вообще омерзительный поступок помимо воздаяния – осуждения и правовых последствий – влечет за собой столько шума?

Второй естественный вопрос, от которого нельзя отделаться по следам этой истории, – внезапность, с которой разворачивались события. Почему долгие годы никто не обращал внимания на слухи и заявления в полицию, а теперь как будто разверзлись врата ада? Почему столько людей не замечали прегрешений своего коллеги, а теперь вполне искренне винят себя за это? Появляется соблазн обвинить весь мир в лицемерии и заподозрить, что участники процесса руководствуются не представлениями о добре и зле, а прагматическими соображениями, сперва не желая ссориться с могущественным коллегой, а затем поддавшись соблазну толкнуть падающего. По меньшей мере отчасти апологии Вайнштейна вызваны именно этим соображением. Очевидные заслуги продюсера перед мировой культурой служат в таком случае не смягчающим обстоятельством, а свидетельством неслучайности происходящего.

Третий – удивительный – вопрос, которым часто задаются комментаторы, касается «обратной силы» обвинений, предъявляемых Вайнштейну. Может ли быть так, что в 1990-е, в то время, к которому относится большинство обсуждаемых эпизодов, поведение продюсера было приемлемым – и в таком случае мы судим его новыми мерками, о которых он не обязан был знать?

На все эти вопросы довольно просто ответить, если взглянуть на случившееся как на политическую революцию. Вайнштейн был голливудской властью – так его воспринимали партнеры, коллеги и зрители, – но под грузом своих деяний потерял легитимность. Такие вещи никогда не случаются постепенно, они всегда сопровождаются жутким грохотом.

В 1990-е гг. сексуальные домогательства были таким же злом, как и сейчас (иначе никому не пришло бы в голову их скрывать), но легитимной власти естественно прощать некоторые прегрешения, как, например, граждане свободных и несвободных стран прощают своим президентам бомбежки Сирии. Критики Вайнштейна не прозрели в одночасье, просто действия законного и незаконного правительства (или голливудского продюсера) воспринимаются по-разному. И в этом нет тени лицемерия: только убежденный анархист отказывает своей власти в праве на любые преступления.

У Вайнштейна действительно много заслуг перед мировым киноискусством, но теперь можно сказать наверняка, что помнить его будут не за это, а за то, что он умудрился довести до революции самый благополучный район на Земле.

Автор – главный редактор ИД «Постнаука»