Как большинству стать народом

Году, наверное, в 1988-м, когда конструкция империи пошатывалась, угрожающе скрипя и кренясь, я прогуливался со своим отцом, два десятка лет проработавшим на Старой площади и заканчивавшим свою карьеру в Верховном совете СССР, и задал ему самый простой и самый сложный вопрос: «Пап, а что будет?» «Как начальство скажет, так и будет», – ответил он.

Тогда я возмутился этим командно-административным ответом старого ортодоксального коммуниста – о, у нас были яростные споры! – не поняв его сути, которая стала мне очевидна много лет спустя.

Тогда, в перестройку, начальство сказало: да будет демократия! И миллионы людей обнаружили в себе неодолимую, как фрейдистское либидо, тягу к вольнолюбию. Да такую, что руководству Советского Союза оставалось только бежать впереди селевого потока, изображая из себя прогрессивный арьергард проснувшегося общества.

А теперь вот начальство сказало: ребята, вы были унижены развалом СССР и рыночной стихией, инспирированной миром чистогана, не помнящим родства и Достоевского, пора вернуться к традиционным ценностям, приверженцами которых вы в глубине души были все эти годы. И миллионы людей подумали: а ведь в самом деле – мы были унижены, нас обвел вокруг пальца Запад, которому нужны наши несметные природные богатства – если не пенька и пушнина, так нефть и газ, мы забыли о том, что у нас есть хоругвь, атомная бомба и кузькина мать. И обнаружили такую тягу к добровольной архаизации, национализму и империализму, что начальству приходится время от времени даже сажать в тюрьму чересчур разгулявшихся адептов его же новой государственно-православной идеологии.

Был спрос на демократию 30 лет тому назад? Да, был. Но его нужно было разбудить сверху предложением со стороны власти. Был ли спрос на нечто имперское и фундаменталистское, допустим, лет 10 назад? Да, был. Но его нужно было разбудить сверху таким же энергичным предложением со стороны власти. Сработала не экономика, но политика предложения.

Спор Петра Авена и Анатолия Чубайса, в который включился на страницах «Ведомостей» Дмитрий Травин, чрезвычайно важен – это мучительные поиски причин поражения либералов в России, поражения, которое уже приходится признавать. Я совершенно не разделяю гнева и пристрастия многих своих друзей из либерального лагеря, которые записали Чубайса в адепты самодержавия, православия, народности, – все гораздо сложнее: речь, как сказал чуть по иному поводу поэт, о пролитом молоке реформ. Средние россияне пользуются их результатами, приписывая успех не той власти, которая провела реформы, а той, которая с нами уже 18 лет. Сами же либералы продолжают уповать на авторитарную модернизацию, обнаруживая, что иного инструмента кроме государства и его многолетнего лидера у них как не было, так и нет.

«Я была с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был» – это опять-таки не о реформах, хотя и о времени другого эксперимента, тоталитарной демодернизации. Собственно, пафос Чубайса в том, что реформаторы не были со своим народом там, где он был. Или – где хотел бы находиться. Отсюда и успех той власти, которая вроде бы наследовала Борису Ельцину, но с которой стало все ясно уже к 2003 г. – времени поражения демократических партий и ареста Михаила Ходорковского.

Лично у меня как у либерала есть алиби. 20 января 2000 г. я опубликовал в «Ведомостях» статью «Чай с Путиным». Я доказывал, что новый российский лидер, тогда еще не избранный президентом, будет строить в России корпоративистское государство, чем-то напоминающее муссолиниевскую Италию. А фото чаепития кого-либо с Путиным, как и фото чаепития с Муссолини из фильма Франко Дзеффирелли «Чай с Муссолини», не спасет участника этой церемонии от проблем в будущем.

Разве получилось как-то иначе? Да и иначе и быть не могло! Начальство удовлетворило своим предложением спящий спрос на абстрактный «порядок» и возвращение государства во все сферы жизни. Сначала был посттранзитный восстановительный рост (низкий поклон Гайдару Егору Тимуровичу!), и государство, как почти заграничный официант (тогда ведь еще не было тотальной иностраннофобии), сказало, преподнеся блюдо роста реальных располагаемых доходов населения, Enjoy! Но кто ж знал, что в этом «Наслаждайтесь!» был оттенок большевистского «Обогащайтесь!». Обогащайтесь, а потом мы к вам придем с проверками, отъемом бизнеса, с ковшами экскаваторов, и ваши обогатительные права собственности мы объявим фальшивыми бумажками. Наше агрессивно-послушное большинство будет только аплодировать, ибо мы его воспитаем в духе патернализма, иждивенчества и уважения к темным страницам собственной истории. А когда закончится восстановительный рост, роль валюты для покупки лояльности станет играть восстанавливаемое самыми жесткими методами чувство великой державы. Спрос на несуществующие угрозы нашей богоспасаемой стране станет равным предложению.

А теперь скажите мне, при чем здесь «народ», который то ли сам чего-то не понял, то ли его не поняли? Есть юридическое понятие «народ как источник» власти. А «народа», который следовало понять, чтобы заработать его любовь, не существует в природе. Когда не народу, но «большинству» объяснят на пальцах, как пишет Травин, что либерализм и демократия ему выгодны в прагматическом смысле, тогда он бросит свои хоругви, серпы, молоты и портреты государя императора и снова начнет получать удовольствие от дружбы с похищенной у него Европой. И даже дядюшка Сэм не будет казаться таким чужим. Только объяснить это в нынешних политических условиях не представляется возможным – даже при продолжающемся несколько лет падении тех самых реальных располагаемых доходов населения. Потому что если первое лицо нашего государства публично утверждает, что они растут, – «большинство» будет разделять это мнение.

Уповать на то, что первое лицо вдруг объявит сверху демократию и тогда тот самый «народ», он же социологическое «большинство», вдруг подумает: а ведь он прав – без нее даже корма не добыть, не говоря уже о товарах длительного пользования, не стоит. Никто ничего не объявит. Это банальный, описанный почти полвека назад выдающимся писателем и философом Владимиром Кормером интеллигентский соблазн просвещения власти. Тут хоть обпейся чаю по Дзеффирелли – не поможет.

Возможно, впервые в истории России «народу» придется дойти своим умом до либерализма, без помощи верхов. И превратиться из «большинства», подчиняющегося законам психологии толпы, в сумму думающих меньшинств, как и положено в нормальной демократии. Из «народа» – в народ.

А портрет правителя наконец, по Набокову, не будет превышать размера почтовой марки.