Последний день Конституции

Ресурс ее использования для сохранения власти в руках Владимира Путина исчерпан
Может ли кто-то дать гарантию, что, если написать Конституцию под Путина, она не станет оружием для уничтожения системы?

День Конституции прошел тихо и незаметно, как это и повелось в последнее время. Через год Основному закону России исполнится 25 лет, но все чаще кажется, что, если он и просуществует до этого времени в нынешнем виде, это будет последний юбилей Конституции 1993 г. Причина очевидна и вполне утилитарна: ресурс использования действующей Конституции для сохранения власти в руках Владимира Путина исчерпан, а каких-то других влиятельных сил, заинтересованных в ее сохранении, просто нет. Впрочем, нет и невлиятельных – в разное время в самых разных ситуациях можно было убедиться, что как документ прямого действия Конституция бесполезна, а значит, и каким-то образом сплотить вокруг себя рядовых граждан не способна.

Какие варианты развития ситуации с Конституцией можно ожидать? Первый и самый простой – продолжение ее редактирования и перетолковывания под текущие нужды, благо состав Федерального собрания и Конституционного суда позволяет это делать без особых проблем и в любое время. Процесс давно запущен, причем самый важный шаг был сделан первым: попран дух Конституции, суть которого – ограничение единовластия двумя президентскими сроками по четыре года. Сначала было сделано открытие, что два раза подряд и два раза за всю жизнь – это разные вещи и, значит, одному гражданину можно править Россией хоть всю жизнь, пропуская каждую третью каденцию. Потом каждая каденция была удлинена, что сразу дало Путину фору в четыре года правления при втором заходе: по старым правилам два его президентских срока должны были завершиться в 2020 г., а после правки – в 2024 г. О сворачивании федерализма, ситуации с судами, фактическом встраивании местного самоуправления в вертикаль исполнительной власти, сокращении реально доступных гражданину прав и свобод можно говорить бесконечно, но характерно, что все эти подвижки произошли без изменений в тексте Конституции.

Но то, что казалось выходом 10 лет назад, перестает работать. В нынешней ситуации опасной становится сама идея о том, что в 2024 г. Путину придется уступать президентское место кому-то другому: и сам он явно не хочет шесть лет быть «хромой уткой», и необратимость перемен создает ненужное брожение в аппарате. Технической правкой Конституции этот вопрос не решить, а значит, необходимо менять уже целые статьи и главы.

Второй вариант – переписать Конституцию полностью после выборов 2018 г., приведя Основной закон в соответствие с реальным положением дел, обнулив прошлые президентские сроки или создав новую конфигурацию власти, с Госсоветом или чем-то еще. Но в практическом смысле этот путь не так прост. Во-первых, полная смена конституционного строя – это еще большая встряска для всей системы, чем президентские или парламентские выборы. Во-вторых, переработка Конституции – это растянутая во времени процедура, на ход которой могут повлиять новые факторы и внешние обстоятельства. Наконец, в-третьих, приняв новую Конституцию, Путин окончательно вступает на зыбкую почву сомнительной легитимности: новая Конституция будет иметь столько же самостоятельного веса и значения, сколько любой изданный нынешним Федеральным собранием закон.

Опыт жизни с регулярно переправляемой Конституцией у России был в 1990–1993 гг. и закончился он расстрелом последнего Верховного совета РСФСР первым президентом России. Написанная под вполне конкретного президента Конституция 1993 г. довольно быстро привела к тому, что его преемник полностью изменил ее дух, не меняя буквы. Прецедент неприятный и поучительный: может ли кто-то дать гарантию, что, если написать Конституцию теперь уже под Путина, она в итоге не станет оружием для уничтожения той системы, которую призвана защищать?

Нынешний конституционный строй в любом случае доживает последние месяцы, но едва ли ему на смену придет какая-то долговечная и устраивающая всех конструкция власти. Скорее наоборот: новая конфигурация будет нескрываемо персонализированной, а потом – очевидным образом временной.