Разгром как реакция на резонанс

Фактический разгром Совета по правам человека (СПЧ) при президенте стал важной внутриполитической новостью недели. Помимо отставки председателя совета Михаила Федотова из его состава выведены четверо видных общественных деятелей. Павел Чиков, Илья Шаблинский, Евгений Бобров – заслуженные правозащитники с многолетним опытом, но самое большое внимание на себя обращает Екатерина Шульман, известная в первую очередь в качестве политолога и популяризатора науки; и потому, что не продержалась в этом качестве и года, и потому, что ее приход в совет, почти совпавший по времени с новым всплеском общественной активности, привнес совершенно новое качество публичного и медийного присутствия в его деятельность. Вслед за отставленными президентским указом ушла и Тамара Морщакова, бывшая судья Конституционного суда, которую после смерти легендарной правозащитницы Людмилы Алексеевой можно было, наверное, назвать самым заслуженным и уважаемым человеком в этом несколько выморочном органе. Комментаторы – помимо совсем уж прокремлевских и откровенно находящихся на службе – пока что, к сожалению, сходятся в том, что СПЧ как органу, способному обеспечивать хоть какой-нибудь диалог между правозащитным сообществом, развивающимся и требующим представительства и учета своих интересов обществом и государством, приходит конец – и в биографии нового председателя совета, ни разу до сих пор не замеченного в каком-либо интересе к правозащитным темам, нет ничего, что бы этому невеселому прогнозу противоречило. Острая на язык Шульман уже предрекла, что новый состав СПЧ займется в основном воспитанием молодежи в патриотическом духе и защитой прав «соотечественников» за рубежом. Мне же вчуже представляется, что ждет его в будущем участь скорее унылая, чем открыто позорная: вялое аппаратное выдавливание последних членов с репутацией и собственным лицом (в составе СПЧ на момент написания этой колонки остаются, например, такие известные правозащитники, как директор центра «Сова» Александр Верховский, и председатель Комитета против пыток Игорь Каляпин – не те люди, которые позволят сделать себя марионетками в новом клоне Общественной палаты), а после – робкие инициативы по борьбе за все хорошее против тех, на кого наезжать не страшно: мелких предпринимателей, нарушающих права потребителей путем неполного выполнения безумных требований контрольно-надзорных органов, провинциальных газет, возбуждающих социальную рознь в адрес группы «коррумпированные чиновники» – что-нибудь такое. Главным же делом нового руководства совета станет, по всей видимости, составление приятных начальству отчетов о состоянии дел с правами человека в стране: для этого никакой особенной имитации борьбы за чьи-то права, в сущности, и не требуется.

СПЧ активно пытался противостоять силовому произволу на улицах Москвы в конце лета – начале осени этого года и новой волне политических уголовных репрессий. Это вполне могло стать причиной изменений в его составе. Члены совета посещали задержанных манифестантов в отделениях полиции, ходили на суды, писали обращения, которые по их статусу трудно было не принять. Все это члены СПЧ, имеющие реальное отношение к правозащите (а ими там и до последних событий были далеко не все, не будем этого забывать), делали и раньше. Но не с такой последовательностью – и, главное, не с таким общественным резонансом. Резонанс, т. е. обратная связь от общества, по-видимому, и вызвала отрицательную реакцию. Как написал член СПЧ Леонид Никитинский в «Новой газете», на предстоящей ежегодной встрече президента с советом должны были обсуждаться вопросы о жестокости полицейских при задержаниях, упорном стремлении Следственного комитета продавить серию уголовных дел о «массовых беспорядках» и неспособности судов сопротивляться фабрикации уголовных дел с политическим содержанием, а также и нарушения на выборах – кому же понравится слышать такое от собственных советников, а потом наблюдать еще один всплеск общественного интереса к теме? Куда проще в очередной раз закрыть глаза и заткнуть уши – и привычно чесать по накатанной дорожке: запреты, репрессии, штрафы, другие санкции, авось недовольство и рассосется. Но СПЧ в последнее время занимался и другими вопросами, может быть, и не столь политизированными, но обладающими высокой общественной и гуманитарной значимостью: законом о домашнем насилии, реформой системы ПНИ. Это те области, положение дел в которых сейчас в России не менее позорно для развитой страны с относительно думающим и образованным населением, чем состояние правоохранительной сферы, и тоже практически целиком по вине государства. Диалог с обществом, с активистами, с экспертами, куда лучше чиновников понимающими сложность и глубину проблем, безусловно, просядет и здесь: альтернативных площадок осталось не так много. Еще один, пусть довольно искусственный, орган обратной связи теряет способность проводить сигнал, еще один канал, по которому в центр поступала хоть какая-то информация о реальности, о проблемах, о болевых точках, о потребностях и запросах общества, замкнулся на себя. Уволенных членов СПЧ массово поздравляют в интернете единомышленники: мол, получили лучшее признание важности и эффективности своей работы. К сожалению, в этих утешительных комплиментах больше печальной правды, чем кажется. «Наезды» правозащитников на силовые структуры звучали всегда, бывали и посмелее, порадикальнее – и, в принципе, позволялись; реакция власти теперь уже поступает не столько на чью-то личную нелояльность, сколько на резонанс. Другими словами, чем актуальнее проблема, чем больше сейчас волнует она граждан – тем вероятнее, что начальство попросту отвернется, заткнет людям, занятым ею, рты, а себе уши и перекроет каналы связи на всякий случай. А то ведь и огорчиться можно.

Автор — социолог, доцент Высшей школы экономики, Санкт-Петербург