Операция «Эвакуация»: как Советский Союз спас промышленность во время войны

За годы Великой Отечественной в СССР были разрушены более 31 000 предприятий, однако наиболее крупные и значимые – порядка 3500 – удалось сохранить и перевезти в тыл. Только в первые три месяца войны было перемещено 1500 заводов и фабрик. Эвакуация проходила на фоне перестройки экономики на военный лад и реализации жесткого мобилизационного плана, который разработали через неделю после нападения Германии. Благодаря богатому опыту государственного планирования Советский Союз смог оперативно подготовить кадры и наладить выпуск продукции на новых местах. Несмотря на оккупацию территории с третью промышленности и населения, к 1943 г. объем производства был всего на несколько процентов меньше, чем в 1940 г., а в тылу – в два раз раза больше. «Ведомости» рассказывают о том, как проходила самая масштабная в истории эвакуация.

Эхо войны

За время войны прямые затраты СССР на ведение боевых действий составили 586 млрд советских рублей. Для сравнения, годовой бюджет страны в предвоенный 1940 г. достигал 180,2 млрд руб. По данным статистического сборника Госкомстата «Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», потери от прямого ущерба СССР составили 679 млрд руб. в ценах 1941 г. Потери, которые понесли предприятия и население в результате оккупации, достигли еще не менее 1,9 трлн руб., что сопоставимо с бюджетом страны за 14 лет.

В военные годы были разрушены 31 850 промышленных предприятий, включая металлургические заводы, которые до начала боевых действий выплавляли около 60% стали, а также шахты, обеспечивавшие более 60% добычи угля.

Потери могли быть еще больше, если бы не удалось эвакуировать ключевые производства Советского Союза. Согласно статистическому сборнику Госкомстата, всего с июля по декабрь 1941 г. из западной части страны было перемещено 2593 предприятия, включая 1523 крупных. Больше всего заводов переправили на Урал – 667. Также значительное количество производственных мощностей перевезли в Среднюю Азию, Сибирь и Поволжье.

«Далеко не все удалось эвакуировать, однако значительную часть индустриальных объектов и сельскохозяйственного имущества вывезти удалось», – отмечает доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Михаил Мухин. Обычно звучит цифра в 2500 предприятий, перевезенных на восток, из около 30 000, располагавшихся на оккупированной территории, рассказал «Ведомостям» кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Центра прикладной истории ИОН РАНХиГС Алексей Сафронов. «В любом случае речь, идет о многих тысячах вагонов с грузом и миллионах людей», – добавил он.

Западные промышленные рубежи

Западная часть страны традиционно была не только самой густонаселенной, но и более промышленно развитой: здесь сосредоточилась значительная доля производства. Хотя с июня по декабрь 1941 г. было оккупировано лишь 7% территории СССР, на ней при этом проживали 74,5 млн человек, или 39,1% от всего населения страны. В 1940 г., согласно данным Госкомстата, Советский Союз выпустил промышленной продукции на 138,5 млрд руб. (в неизменных ценах 1926-1927 гг.). Однако на территориях, которые спустя год оказались в оккупации, объем производства составил 45,9 млрд руб., что составляло треть от общего объема по стране. По отдельным видам этот показатель мог быть выше. Например, на долю угля приходилось 63%, чугуна и железной руды – по 71%, кокса – 74%.

Для сельского хозяйства значение оккупированных регионов было еще существенней, отмечает Мухин. На них приходилось 54% всей аграрной продукции СССР, половина валового сбора всех зерновых, 70% – подсолнечника и практически вся сахарная свекла Советского Союза. «Полная потеря всего этого стала бы для советской экономики невосполнимой», – считает эксперт.

В довоенное время были заложены новые промышленные кластеры на Урале и в Сибири, принимался целый ряд указаний о необходимости развивать там производство. Правда, не все они выполнялись: правительство устанавливало очень амбициозные планы по росту выпуска всех видов продукции. «Увеличивать производство проще не на новом месте, а расширяя уже работающие предприятия», – отмечает Сафронов.

«Заводы старались размещать подальше от границ, но где в той же Перми взять рабочие руки», – говорит кандидат исторических наук Алексей Исаев. Они были в европейской части страны – Ленинграде, Москве, Туле и старых промышленных центрах на Донбассе, добавляет эксперт. В результате с 1937 по 1940 г. доля восточных районов и Закавказья в промышленном производстве СССР практически не изменилась. В 1940 г. они давали 22% промпроизводства Союза. Для сравнения, только один Ленинград – 10,2%.

В таких условиях потери были неизбежны, считает доктор исторических наук, профессор кафедры гуманитарных наук Финансового университета при правительстве РФ Алексей Захарченко. В 1941 г. они были настолько велики, что поставили отечественную промышленность перед мрачной перспективой коллапса. По подсчетам советских историков, опиравшихся на данные Госплана, в течение 1941 г. валовая промышленная продукция в стране сократилась более чем вдвое. Серьезные убытки понесла металлургия – основа военной промышленности. Потеря производственных мощностей, например, по выплавке стали составила 12,5 млн т, и это при том, что в 1940 г. все производство стали в Советском Союзе исчислялось в 18 млн т. Также значительная часть оборонного потенциала страны находилась в западных районах: более половины заводов танковой, авиационной промышленности, промышленности боеприпасов, 80% предприятий, производивших вооружение, отмечает эксперт.

Импровизация на восток

«Эвакуация в ряде случаев свелась только к собиранию всякого рода сведений и к составлению планов эвакуации и лишь в малой мере вылилась в вывоз промышленного оборудования, сырья и рабочей силы», – писал в монографии об итогах эвакуации в годы Первой мировой войны советский историк Аркадий Сидоров. Страна уже имела опыт эвакуации промышленности в 1915 г., тем более что и условия были схожими. Под оккупацией кайзеровской Германии тогда также оказались промышленно развитые западные части страны. Царская Россия пыталась эвакуировать заводы, но сделала это менее успешно, отмечали советские историки.

«Опыт эвакуации уже имелся, но по масштабам это был уникальный проект», – полагает Исаев. Перемещение производства в тех масштабах, в которых ее провел Советский Союз за 1941-1942 гг., не имеет аналогов в мировой истории, согласен с ним Сафронов.

Эвакуация шла ситуативно, без четкого плана, которого к 22 июня 1941 г. просто не существовало, и была тесно переплетена с мобилизацией, считает Мухин. Например, Челябинский тракторный завод мобилизовал свое тракторное производство на изготовление танков, но принял часть оборудования из Ленинграда, с Кировского завода. Практически вся эвакуация 1941 г. проходила в режиме грандиозной импровизации, отмечает эксперт.

При этом советская форсированная индустриализация 1930-х гг. во многом имела задачу подготовки к большой войне, полагает Сафронов. В директивах о том, как составлять пятилетние планы, неизменно ставилась цель в первую очередь обеспечить развитие оборонной промышленности и «базовых отраслей». Непосредственно перед войной шло активное накопление стратегических резервов: цветных и драгоценных металлов, зерна, иных видов продукции первой необходимости. Также произошло ужесточение трудового законодательства, была заранее создана система трудовых резервов. «Граждане должны были работать там, где требуется, а не там, где хочется», – подчеркивает эксперт.

Уже на второй день войны был создан Совет по эвакуации при СНК СССР, который разрабатывал перечни предприятий для перемещения. Приоритет отдавали авиационной промышленности, промышленности боеприпасов, танков, вооружения, металлургии и химии, отмечает Сафронов. Первым делом вывозили оборудование тех оборонных предприятий, которые не могли в создавшихся условиях выпускать продукцию, например, из-за прекращения подвоза комплектующих. Заводы, которые могли продолжать работать, старались не останавливать до последнего и зачастую вывозили уже под огнем неприятеля. «В целом полнее было перебазировано оборудование военных, машиностроительных, металлообрабатывающих и химических предприятий, хуже – оборудование добывающей промышленности и электростанций», – говорит эксперт.

Удалось эвакуировать более 100 авиационных заводов, в том числе все производство штурмовой авиации и фронтовых бомбардировщиков, отмечает Захарченко. Основные мощности танкостроения были также спасены и вывезены из Ленинграда (Кировский завод), Харькова (Тракторный и Паровозостроительный заводы), Сталинграда (Тракторный завод) на Урал – в Челябинск, Свердловск, Нижний Тагил.

Успехом следует считать и эвакуацию металлургических предприятий с их прокатными станами, мартеновскими печами, специализировавшихся на выпуске качественной стали.

Со скрипом

«Буквально до последнего винтика и гайки установили и уложили», – вспоминал в своих мемуарах об эвакуации в Днепропетровской области генерал Константин Грушевой. Но переезд не везде шел гладко. В частности, в тяжелых условиях проводилась эвакуация с территории западной части Белорусской ССР.

Решения принимались на уровне правительства, но при этом они учитывали информацию с мест, подчеркивает Сафронов. Например, первый секретарь Белорусской компартии Пантелеймон Пономаренко уже 23 июня 1941 г. позвонил Иосифу Сталину и убедил того согласовать эвакуацию. Это позволило успеть перевезти все наиболее значительные предприятия из центральных и восточных областей республики. «Там, где местные кадры проявили чрезмерный оптимизм, эвакуацию начали позже и провели хуже», – отмечает Сафронов.

В условиях постоянно ухудшающегося положения на фронте нередко приходилось ограничиваться вывозом только наиболее ценных и технически современных агрегатов, станков, машин, механизмов, говорится в книге «Великая Отечественная война 1941-1945 гг.», подготовленной Министерством обороны России. Эвакуация Ленинградского Кировского завода была, по сути, провалена, кольцо замкнулось раньше, чем вывезли все оборудование, говорит Исаев. Но базу производства составило оборудование завода в Челябинске.

Часть при этом терялась в пути, говорит Сафронов. Для таких бездокументных грузов создавали эвакобазы. С них товары народного потребления шли в местную торговую сеть, воинские грузы – на военные склады, а бесхозное оборудование облисполкомы по определенным правилам могли брать для расположенных на данной территории заводов. Чтобы таких случаев было меньше, составлялись графики движения эшелонов по железнодорожной сети.

Часть мощностей оказалась потеряна, также отмечает Захарченко. Пострадали в процессе демонтажа предприятия Ленинграда, Украины, Прибалтики. Например, из 180 заводов авиапромышленности к концу 1941 г. работали 125. Остальные были законсервированы, ликвидированы или слиты с другими.

«Заводы, находящиеся в процессе эвакуации, со старых мест дислокации уже уехали, а на новые производственные площадки пока не прибыли», – рассказывает Мухин. Они не могли выпускать продукцию прямо в вагонах, кроме того, в процессе эвакуации были разорваны кооперативные цепочки поставок: эвакуированные предприятия зачастую не понимали, откуда они теперь будут получать сырье, топливо, полуфабрикаты и комплектующие. Конец 1941 г. и начало 1942 г. стали временем чудовищного по масштабам спада промышленного производства в СССР. Выпуск проката черных металлов в декабре по сравнению с июнем 1941 г. уменьшился в 3,1 раза, шарикоподшипников – в 21, а производство проката цветных металлов – в целых 430 раз.

По словам Исаева, решения об эвакуации могли приниматься в зависимости от ситуации. В частности, на площадку Уралвагонзавода сначала планировалось эвакуировать Кировский завод из Ленинграда, затем авиазавод, а в итоге туда перевезли производство танков из Харькова. Эксперт подчеркивает, что если же предприятие эвакуировали «в Тьмутаракань», то оно «не взлетало». Например, производство самозарядных винтовок СВТ-40 переносилось из Тулы на площадку еще фактически не существующего завода №621 на разъезде Медный (обогатительной фабрики Наркомцветмета). «Тем самым производство винтовок было угроблено», – считает Исаев.

Не в чистое поле

Заводы были эвакуированы на заранее подготовленные площадки – на место строящихся или расширяемых еще в довоенное время предприятий, отмечают историки. «Сам план эвакуации хотя и не был продуман заранее, но размещение промышленных объектов имело свою логику изначально», – говорит Захарченко. Причем местные заводы должны были совпадать по профилю с эвакуированными. Например, танковые заводы Ленинграда и Харькова были размещены в Челябинске и Нижнем Тагиле, где имелись схожие предприятия, технологии, оборудование и кадры.

Кроме того, это были всегда места с развитой транспортной и социально-бытовой инфраструктурой, наличием энергетических и коммунальных сетей. Например, Завод №9 Наркомата боеприпасов был перебазирован в Сибирь на площади строящегося еще до войны Красноярского бумажного комбината и снабжался энергией действующей Красноярской ТЭЦ. Самолетостроительные заводы Куйбышева питались от Безымянской ТЭЦ. Такая же история имела место на предприятиях Урала. «Отсюда и скорость – до месяца, с которой эвакуированные предприятия вступали в строй на новом месте», – отмечает Захарченко.

Но подготовленных площадок все равно не хватало, поэтому новые предприятия старались разместить на любое подходящее место рядом с существующими. «Генплан Новосибирска 1941 г. предусматривал обширные зеленые зоны, но при эвакуации многие места, где собирались разбивать парки, оказались заполнены прибывающими с запада заводами», – отмечает Сафронов.

В целом, эвакуация проводилась в две волны. Первая была завершена уже в январе 1942 г., и в начале того же года большинство перемещенных предприятий вошло в строй. Однако после наступления нацистской Германии в Поволжье и на Северном Кавказе, летом 1942 г. правительство СССР вновь начало эвакуировать производство. Но вторая волна была существенно меньше первой, отмечает Сафронов. В этот период, согласно сборнику Росстата, перевезено 150 крупных предприятий и около 8 млн человек. «Работа проделана поистине гигантская», – резюмировал итоги эвакуации советский деятель Михаил Калинин в книге «Вопросы советского строительства».

Заводы и люди

Промышленность – это не только спасенное от оккупации оборудование, но прежде всего люди. В глубокий тыл переехали также более 20 млн человек. «Многие из них либо уже были кадровыми работниками промышленности, либо пополнили ее ряды», – подчеркивает Захарченко. Вместе с промобъектами в эвакуацию отправились до 30-40% рабочих. В результате основной производственный и кадровый потенциал советской экономики был сохранен. Именно за счет него удалось наращивать выпуск оборонной продукции в 1942-1945 гг., полагает эксперт.

Часто случалось, что оборудование уезжало, а люди оставались, отмечает Исаев. Соответственно завод «восстанавливался», если не был оккупирован. Многие рабочие попали под мобилизацию либо записывались добровольцами. На этом фоне на заводы и фабрики пришли женщины и молодежь, добавляет Сафронов: только за второе полугодие 1941 г. – 50 000 домохозяек и 360 000 учащихся 8-10 классов.

Также на предприятиях опытные сотрудники начали учить новичков, и заводской менеджмент смог осуществить маленькое чудо. «Огромная масса новых рабочих была подтянута по уровню профессионализма приблизительно до уровня основной массы довоенных рабочих», – добавляет Мухин. За годы войны таким образом повысили свою квалификацию 12 млн человек, согласно данным книги Сафронова «Большая советская экономика».

Многие рабочие совмещали профессии и перевыполняли нормы в несколько раз. «Мы можем сколько угодно иронизировать над словами “массовый трудовой героизм”, но в годы войны в советском тылу важнейшим производственным фактором был именно он», – считает Мухин. Люди недоедали, жили в неотапливаемых бараках, не имели возможность купить себе новую обувь или одежду, но десятки тысяч людей участвовали в движении «двухсотников» и «тысячников», регулярно перевыполнявших нормы в 2-10 раз, подчеркивает эксперт. Кроме того, промышленность была переведена на военные рельсы: выпуск товаров народного потребления и гражданской продукции был существенно сокращен в пользу оборонной продукции.

Потери экономики СССР во время войны компенсировались экстенсивным способом и за счет интенсификации производства, считает Захарченко. Загружалось неиспользованное новое оборудование и площади на предприятиях, которые были построены до войны. Например, проектная мощность Уралвагонзавода в Нижнем Тагиле была рассчитана на 42 000 вагонов в год, а он едва выпускал 16 000. Этот резерв использовали для выпуска танков Т-34.

Кроме того, в годы войны в СССР начали придумывать новые технологии производства, отмечает Сафронов. Например, в Магнитогорске научились прокатывать броневой лист на неприспособленных для этого блюмингах и получать феррохром в доменных печах. Уралмаш, который до войны выпускал в основном гражданскую продукцию, освоил литье, а затем и штамповку танковых башен. Инженеры и производственники приложили титанические усилия для упрощения технологии выпуска важнейших типов оборонной продукции, добавляет Мухин. Там, где не хватало высококвалифицированных сварщиков, например, в танкостроении, приходилось делать ставку на внедрение автоматической сварки.

Несмотря на то что трактора и сельхозтехника изымалась для нужд фронта, на 15 июля 1941 г. в шести южных областях Украины было убрано 959 000 га зерновых – вдвое больше, чем годом ранее (415 000 га). «Под угрозой наступления немцев зерно убирали в два раза быстрее, чем в мирное время, несмотря на худшую обеспеченность сельхозтехникой», – отмечает Сафронов.

С апреля 1942 по апрель 1944 г. производительность труда в промышленности выросла на 40%, а объемы производства военной продукции удалось нарастить в три с лишним раза к довоенному 1940 г. В 1943 г., когда военная перестройка хозяйства уже завершилась, СССР смог, располагая меньшими ресурсами, чем Германия (с учетом оккупированных Германией территорий), произвести в два с лишним раза больше танков, самоходных установок, орудий и минометов.

Уже к III кварталу 1942 г. советская авиапромышленность не только превзошла довоенные результаты, но и превысила отметку аналогичного периода 1941 г. – когда переход промышленности на военные рельсы уже начался, а эвакуация еще не начала вносить негативные тенденции, отмечает Мухин.

Изменила и спасла страну

«Опорный край державы, ее добытчик и кузнец», – называл Урал в своих стихах поэт Александр Твардовский. Ввод в действие предприятий и расширение на этой основе военно-промышленной базы превратили восток страны вместе с Уралом в главный арсенал, а перебазирование производства внесло коренные изменения в структуру народного хозяйства восточных районов РСФСР, Казахской ССР, Среднеазиатских республик, говорится в книге «Великая Отечественная война 1941-1945 гг.».

«Наши восточные области, союзные и автономные республики пережили буквально промышленную революцию», – писал в своей книге Калинин. До войны, в 1940 г., более половины всех капиталовложений по РСФСР направлялись в объекты в европейской части, а на Урал, Сибирь и Дальний Восток приходилось 42%. В 1942 г. соотношение изменилось: 28% и 72% соответственно, отмечает Сафронов. В марте того же года промышленность восточных районов произвела военной продукции столько, сколько в начале войны выпускалось на всей территории СССР.

Уже в 1942 г. валовая продукция всей промышленности на Урале по сравнению с 1940 г. увеличилась в 2,8 раза, а выпуск военной продукции – более чем в 5 раз, отмечается в исследовании «Непарадная статистика Великой Отечественной войны». Уже в IV квартале 1941 г. Урал дал 62% произведенного в СССР чугуна, около 50% стали, более 50% проката и меди, 100% алюминия, магния, никеля, кобальта, около 30% цинка и основную массу химикатов. На Урале появились предприятия энергетического оборудования, радиотелефонной аппаратуры, подшипников, кабеля, резинотехнических изделий, отмечается в сборнике Минобороны.

В Поволжье также были созданы новые производства: кабеля, телеграфной аппаратуры, аккумуляторов, подшипников, автотракторных радиаторов. В Западной Сибири появились предприятия угольного машиностроения, электроламп, радиостанций, режущего инструмента, электромоторов и электроизмерительных приборов, в районах Казахстана и Средней Азии – оборонного машиностроения, судостроения, ферросплавного производства, производства парашютов.

В Западной Сибири валовая продукция всей промышленности и выпуск военной продукции выросли в 2,4 и 27 раз, в Поволжье – в 2,5 и 9 раз соответственно. В целом, в 1944 г. валовая промышленная продукция восточных регионов страны по сравнению с довоенным 1940 г. увеличилась в 2,8 раза, а продукция предприятий военных отраслей – в 6,6 раза.

Доля в производстве военной продукции в этих регионах выросла с 18,5% в июне 1941 г. до 76% в июне 1942 г. Удельный вес в общесоюзном производстве важнейших видов промышленной продукции также вырос. Например, железной руды с 28,7% до 96,8%, кокса с 24,5% до 99,2%.

«Эвакуация предприятий и работников сыграла ключевую роль в обеспечении армии необходимыми для победы объемами боеприпасов, боевой техники и прочих грузов», – уверен Сафронов. Правильным выбором стал акцент на производство танков: Т-34 был идеальной продукцией для советской промышленности, отмечает Исаев. «Металлом для брони обеспечивала Магнитка, дальновидно построенная в 1930-х на востоке, где до нее не добрались ни немецкие танки, ни самолеты Люфтваффе». Также танки требовали меньше пороха, так как стреляли прямой наводкой.

Эвакуация в значительной степени компенсировала потери экономики СССР, полагает Захарченко. Их удалось сократить за счет успешно проведенной эвакуации важных, прежде всего для обороны страны, предприятий. Эвакуация предприятий и работников сыграла ключевую роль в обеспечении армии необходимыми для победы объемами боеприпасов, боевой техники и прочих грузов, согласен Сафронов. «Если бы людей и ресурсы не удалось вывезти, то даже выстояв в 1941 г., Советский Союз не смог бы успешно воевать следующие четыре года», – подчеркнул эксперт.