«С ним обошлись чересчур жестко». Эксперты об иске экс-главы Чувашии

Бывший глава Чувашии Михаил Игнатьев оспорил в Верховном суде указ Владимира Путина о своей досрочной отставке. Рассмотрение иска назначено на 30 июня. Игнатьев, руководивший республикой с августа 2010 г., был исключен 28 января 2020 г. из «Единой России» за неэтичное поведение, а на следующий день уволен с должности «в связи с утратой доверия президента». Это первый случай, когда отставленный с такой формулировкой глава региона оспорил решение президента в суде. Утром 27 мая «Коммерсантъ» сообщил, что Игнатьев госпитализирован в Санкт-Петербурге с двусторонней пневмонией и находится в тяжелом состоянии.

«Ведомости» обратились к экспертам с вопросом о том, что означает демарш бывшего губернатора и какие последствия он может иметь для региональной политики Кремля.

Евгений Минченко, президент коммуникационного холдинга «Минченко консалтинг»:

«Наиболее вероятная версия ‒ личная обида Игнатьева, который счел, что с ним несправедливо обошлись. Возможно, и плохое состояние его здоровья могло повлиять на это решение: дескать, если умру, то хотя бы постараюсь защитить свое имя. Представить себе, что какая-то группа внутри элиты играет против Путина при помощи Игнатьева, очень сложно.

Версия о том, что это попытка каким-то образом повлиять на выборы в самой Чувашии, тоже представляется мне достаточно странной, учитывая тот факт, что Игнатьев уходил со своего поста с низким рейтингом и высоким антирейтингом. Актуализация его фигуры в контексте избирательной кампании только добавит очков врио губернатора Олегу Николаеву.

Думаю, что цель Игнатьева ‒ моральное удовлетворение. Могу предположить, что человек он не бедный и выплаты для него – не самое главное.

Что касается решений судов [по похожим искам губернаторов], то, кроме бывшего губернатора Брянской области Юрия Лодкина, можно вспомнить еще Геннадия Купцова, экс-губернатора Липецкой области, который был уволен президентом Борисом Ельциным. Он подал в суд, судился два года, и в 1994 г. суд отменил решение президента. Другое дело, что в регионе уже был избранный губернатор и, соответственно, реализовать это решение не получилось.

Версия о том, что с помощью иска Игнатьев пытается защититься от уголовного преследования, на мой взгляд, достаточно вялая: так скорее можно добиться уголовного преследования, а не защититься от него. Вряд ли можно говорить и о том, что через иск Игнатьева проявилось недовольство региональных элит: он был непопулярен в региональной элите и не является выразителем ее интересов. Что же касается версии о борьбе [кремлевских] «башен» ‒ у нас «башни», конечно, играют друг против друга, но внутри Кремля нет «башен» с суицидальными наклонностями, чтобы играть против Путина».

Аббас Галлямов, политолог:

«Думаю, что это жест отчаяния, который дала комбинация двух наложившихся друг на друга факторов. С одной стороны, отчаяние и испуг, связанные с заболеванием. С другой ‒ чувство глубокой обиды на президента, который Игнатьева вот так взял и уволил. Сочетание этих эмоций ‒ а экс-губернатор Чувашии всегда был человеком, который не очень хорошо контролирует свои эмоции, – и породило желание совершить какой-то сильный поступок и отомстить ‒ не только Путину, а вообще всему миру.

Бесспорно, ход получился сильным ‒ прежде всего за счет публичной демонстрации неповиновения. Никто из уволенных президентом глав регионов никогда ничего подобного не делал. Все привыкли считать, что они какие-то твари бессловесные, а тут выяснилось, что нет, не бессловесные. В этом смысле Игнатьев, конечно, оказался победителем».

Алексей Макаркин, заместитель директора Центра политических технологий:

«Есть определенные правила игры, которые не предусматривают подачи такого рода исков даже отставными чиновниками. Это шаг, который совершенно безнадежен, даже если не брать в расчет политическую составляющую, а исходить из юридической. Закон предусматривает возможность увольнения губернатора в связи с утратой доверия. Причем этот пункт никак не конкретизируется, а следовательно, и оспорить его практически невозможно.

Такой жест невозможно объяснить и желанием «поднять волну» в республике: у Игнатьева не было никакой элитной поддержки в регионе, а от иска люди будут просто шарахаться. Единственное объяснение, которое приходит на ум, ‒ это информация о болезни Игнатьева. Видимо, иск он подавал уже из больницы. В такой ситуации человек по-другому оценивает риски и расклады, в стандартные же резоны этот жест никак не вписывается. В обычной ситуации он никогда бы не подал этот иск, хотя, очевидно, был искренне обижен на то, что произошло».

Виталий Иванов, эксперт по региональной политике:

«Игнатьев, судя по всему, был очень обижен и уязвлен тем, как с ним обошлись. Он, похоже, считает себя назначенной жертвой и вполне искренне рассчитывал если не очистить репутацию, то хотя бы поставить вопрос о своей реабилитации. Другое дело, что он выбрал явно не то средство для этого.

Не стоит искать здесь следы некой хитроумной комбинации, имеющей цель кого-то подставить, выставить неэффективным. Хотя сейчас в информационном поле это начало подаваться именно как спецоперация. За такой информационной интерпретацией уже может стоять чья-то игра, но Игнатьев здесь не более чем фишка на столе. Думаю, сам иск ‒ его инициатива, и только его, ну или подсказана кем-то из его близких людей. Изначально никакой иной подоплеки, кроме как желания постоять за свою репутацию, тут не было. Когда хотят превентивно предупредить возможное уголовное дело ‒ так не действуют, обычно в таком случае непублично обращаются к друзьям со связями. А в произошедшем очевидна сильная эмоциональная составляющая ‒ она есть обычно, когда считаешь себя несправедливо обиженным.

Игнатьев ‒ не самый плохой человек среди губернаторского корпуса. С ним обошлись чересчур жестко, а куда более неприятные люди в аналогичных ситуациях отделываются легким испугом. Да, Игнатьев подставился, но не нужно было устраивать показательную порку, можно было его просто уволить. Однако его демонстративно мочили, хотя всем известно, что он тяжело болеет».

Александр Кынев, политолог:

«Думаю, что все это объясняется личными особенностями Игнатьева. Он человек достаточно упрямый, об этом может сказать любой, кто с ним работал. Есть элемент личной обиды, он счел, что с ним поступили несправедливо. С другой стороны, в каждом частном случае всегда есть закономерность более высокого уровня. Это некий символический прорыв недовольства правилами системы. Он мог прорваться и в случае с кем-то другим. Была попытка в свое время у [бывшего мэра Москвы] Юрия Лужкова, но она была более деликатной: он иск не подавал, но публично выказывал недовольство принятым в отношении него решением. Здесь смысл тот же самый.

Количество скандалов, в которые попадают чиновники, всегда было большим. Скандалы, в которые попадал Игнатьев, не были из ряда вон выходящими на фоне скандалов с другими губернаторами, которые происходят каждый месяц. Но наказывают выборочно и по каким-то совершенно другим критериям. Никаких подозрений в уголовном деянии в отношении Игнатьева не было, хотя до этого все увольнения за утрату доверия, кроме Лужкова, сопровождались уголовными делами. И отсутствие четких стандартов в действиях федерального центра как раз и сопровождается в этом случае возмущением.

Поэтому происходящее симптоматично: все это показывает, что в системе нет единых стандартов, что это система ручного управления, когда в одних и тех же случаях принимаются разные решения. В этом смысле история показательна, и она нарушает сакральность власти, потому что сакральность предполагает, что решения исполняются и не обсуждаются публично. Сор из избы не должен выноситься. За эти годы у нас ни один чиновник после увольнения не сказал ни слова, все молчали, благодарили за работу, в лучшем случае говорили, что их неправильно поняли. И это изменение общей тональности, когда кто-то первый начинает говорить, что система тоже может быть не права. Всегда сложно молчание прервать первому, а за первым может быть второй и третий.

Если Игнатьевым сейчас займутся силовики, то в глазах общественного мнения это будет выглядеть как расправа. Публично бороться с ним ‒ это худшее, что может сделать федеральный центр. Вся эта история ‒ это дело о двойных стандартах и политической мотивированности решений. Имиджево лучше всего спустить дело на тормозах и постараться о нем не упоминать. Чем больше о нем будут говорить, тем больший ущерб оно нанесет».