Павел Грачев: «Стабильности никто не обещал»

Павел Грачев рассказал, почему «Полюс» в полтора раза уменьшил планы золотодобычи и какие месторождения собирается разрабатывать
Генеральный директор ПАО «Полюс» Павел Грачев/ С. Портер/ Ведомости

За последние два года одна из крупнейших в мире золотодобывающих компаний «Полюс» изменилась до неузнаваемости. После того как акционер Polyus Gold – сын бизнесмена Сулеймана Керимова Саид выкупил у миноритариев все акции, компания провела делистинг с Лондонской биржи, основные добывающие активы остались на балансе ее российской «дочки» «Полюс золото», которая торгуется на Московской бирже. После этого компания провела обратный выкуп акций и сменила название на «Полюс». На бирже осталось 4,5% ее акций. «Полюс» показывает высокие финансовые результаты: второй год подряд он по эффективности выше всех своих конкурентов в мире с рентабельностью по EBITDA более 50%.

ПАО «Полюс»

Золотодобывающая компания
Акционеры (на 30 июня 2016 г.): Polyus Gold International Limited (63,75%, контролируется структурами сына Сулеймана Керимова – Саида), ООО «Полюс-инвест» (31,8%, квазиказначейские акции), остальное обращается на Московской бирже (4,5%).
Капитализация – 872,9 млрд руб.
Финансовые показатели (МСФО, 2015 г.): выручка – 133,9 млрд руб.,
чистая прибыль – 62,3 млрд руб.
Компания создана в 2006 г. в результате выделения золотодобывающих активов «Норильского никеля». Является крупнейшим производителем золота в России.
Производство золота в 2015 г. – 1,764 млн унций.
Доказанные и вероятные запасы золота на 31 декабря 2015 г. (P&P, JORC) – 64 млн унций.

Сейчас «Полюс» ищет возможность поучаствовать в разработке крупнейшего в России месторождении золота – Сухой Лог (Минприроды рассчитывает разыграть лицензию на него в этом году), а также инвестирует в развитие Наталкинского месторождения золота, запасы которого после переоценки в 2014 г. снизились в два раза до 16,2 млн унций из-за неверной советской модели расчетов. К 2020 г. компания намерена добывать более 2,7 млн унций золота в год – почти вдвое больше, чем сейчас; причем ориентир намечен исходя из существующей ресурсной базы. Это позволит «Полюсу» войти в пятерку крупнейших в мире по объему добычи золота компаний. В ближайшие месяцы компания может провести SPO на Московской бирже, продав около 5% акций.

Будет ли «Полюс» участвовать в аукционе на Сухой Лог, один или в консорциуме, стоит ли сейчас инвестировать в золотодобывающие компании и как помог им выход Великобритании из состава Евросоюза, рассказал в интервью «Ведомостям» гендиректор «Полюса» Павел Грачев.

– Вы будете участвовать в аукционе на Сухой Лог и будет ли это совместно с «Ростехом»?

– Нужно дождаться объявления условий. Принципиально актив нас, конечно, интересует – как из-за размера, так и из-за расположения. Мы много вложили в инфраструктуру Иркутской области – в частности, Бодайбинского района, в этом году запустили первую очередь ЛЭП Пеледуй – Мамакан. В 11 км от Сухого Лога расположен карьер нашего Вернинского ГОКа. К тому же до 2011 г. «Полюс» разрабатывал месторождение Западное, фактически фланг Сухого Лога.

– А «Ростех» какую форму сотрудничества вам предлагал?

– Создание совместного предприятия – единственная возможность обеспечить требование о госучастии в проекте.

– Насколько принципиален для вас контроль в таком совместном предприятии?

– Принципиален – как в капитале, так и в управлении. Для успешной реализации проекта «Полюсу» нужна свобода в использовании своих ресурсов и компетенций.

– Пока предварительного меморандума нет?

– Есть понимание (между «Полюсом» и «Ростехом».– «Ведомости»).

– Во сколько примерно вы для себя оценивали разработку Сухого Лога? «Коммерсантъ» писал, что «Ростех» оценивал в 96 млрд руб. Это, кажется, очень мало – вы свои расчеты делали?

– Такие цифры звучали, со ссылкой на ТЭО 10-летней давности, я бы на них не ориентировался. Победителю аукциона необходимо будет произвести доразведку и затем определить оптимальную производственную схему. Исходя из этого также станут понятны потребности в инфраструктуре. Только потом можно будет говорить о каком-то реалистичном бюджете проекта.

– Сейчас, кажется, не самое хорошее время для этого проекта. Стоит ли его именно сейчас продавать – что вы думаете?

Павел Грачев

Родился в 1973 г. В 1997 г. окончил Университет Триеста (Италия) по специальности «юриспруденция», в 1998 г. – юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета
1997
глава московского отделения юридической фирмы Pavia e Ansaldo (Италия)
2005
директор юридического департамента инвестиционной компании «Нафта Москва»
2008
управляющий директор инвестиционной компании «Нафта Москва»
2010
генеральный директор ОАО «Уралкалий»
2013
генеральный директор ОАО «Фонд развития Дальнего Востока и Байкальского региона»
2014
генеральный директор ОАО «Полюс золото» (позднее – ПАО «Полюс»)

– Для продажи столь масштабного проекта сложно угадать идеальный момент. Ведь государство заинтересовано не только и не столько в самой продаже лицензии, сколько в последующем запуске и освоении месторождения, в налоговых поступлениях. Доразведка, проектирование и строительство займут около 5–6 лет. И конъюнктура, которая есть на сегодня, может еще не раз измениться. Любой претендент на лицензию будет это учитывать.

– Сухой Лог в концепцию «Полюса» вписывается? Управлять Сухим Логом и одновременно запускать Наталку, а также заниматься расширением Вернинского ГОКа – не много ли?

– Специализация «Полюса» – крупнотоннажные карьеры. На Восточном мы ежегодно добываем больше 20 млн куб. м горной массы. В этом плане Сухой Лог, также предполагающий разработку открытым способом, идеально вписывается в существующий портфель проектов. При этом мы рассматриваем возможность создания единого хаба для управления активами «Полюса» в Иркутской области. С точки зрения тайминга все тоже очень логично. Наталка будет запущена в 2017 г. К этому времени на Сухом Логе только закончится доразведка, и то при условии, что аукцион пройдет этой осенью. Стройка еще не начнется. Поэтому здесь противоречия или наложения одного проекта на другой мы не видим.

– Вы готовы от каких-то месторождений отказаться? Вы же сделали совместное предприятие по Нежданинскому? (Совместная компания Polymetal и «Полюс золото» для разработки Нежданинского месторождения с запасами 18,7 млн унций в Якутии создана в 2016 г. Polymetal получил 15,3%, впоследствии сможет довести долю до 50%.)

– Создать СП не значит отказаться. Мы приняли это решение, чтобы сфокусировать наш организационный и управленческий ресурс на Наталке и проектах развития действующих активов.

– То есть портфель активов сейчас оптимальный и вас устраивает?

– На данный момент да, но мы постоянно мониторим ситуацию, чтобы приоритезировать профильные для нас проекты открытой добычи на крупных месторождениях.

– А что же тогда за история с Джеруем, почему не стали участвовать в конкурсе? (Конкурс на разработку месторождения Джеруй в Киргизии с оцененными и предполагаемыми запасами суммарно 2,9 млн унций выиграла в мае 2015 г. «Восток-геолдобыча», структура «Амур золота», входящая в «Русскую платину» Мусы Бажаева.)

– Джеруй – месторождение мирового класса со сложной историей. Процесс аукциона там был построен таким образом, что претендент должен был сначала подать заявку и только после этого получал доступ к информации по месторождению. Мы ознакомились с документами, посетили объект, построили модель и по совокупности факторов решали не участвовать.

– Смотрите, где что купить?

– В целом СНГ смотрим, теоретически. Это для нас вторая после России естественная зона присутствия. Но любая опция в этом регионе будет конкурировать с нашими проектами на базе уже имеющихся лицензий. И здесь конкурировать очень сложно, так как доходность по ряду наших проектов зашкаливает. Например, IRR проекта по реконфигурации ЗИФ-1 [золотоизвлекательной фабрики] Титимухты и по расширению ЗИФ-4 Благодатного в нашей Красноярской бизнес-единице превышает 100%. Найти такие проекты на рынке невозможно.

– В интервью Forbes вы говорили, что диверсификацию как путь развития «Полюса» не рассматриваете. Почему?

– А почему должны? Когда у компании накоплены определенные компетенции и опыт, есть недоиспользованная ресурсная база, нужны веские причины, чтобы входить в какие-то новые отрасли со всеми потенциальными рисками. Сегодня мы просто не видим на горнодобывающем рынке проектов, которые хотя бы на бумаге показывали ту рентабельность и масштаб, которые есть у нас сейчас.

– Но у вас есть компетенция работы в России и на Дальнем Востоке. Можно же ее монетизировать, создав что-то диверсифицированное, потом продав значительную часть на Гонконгской бирже.

– Прецеденты такой диверсификации есть, они отрицательные. Имена не хочется приводить.

Близкий горизонт

– Уже можно что-то о новых производственных параметрах Наталки сказать? Сколько месторождение готово будет производить в следующем году и какова будет максимальная добыча?

– Обновленный детальный проект мы представим в августе, поэтому говорить о финальных цифрах преждевременно. ГОК будет запущен во второй половине 2017 г., в связи с чем показатели следующего года будут нерепрезентативны. Проектная мощность этого проекта – около 450 000 унций в год.

– Планировался 1 млн. Получается, больше чем вполовину сократилась мощность.

– 1 млн планировался при строительстве трех очередей проекта, две из которых после пересмотра ресурсной базы в 2014 г. были признаны нерентабельными. Сократился объем, но снизился и CAPEX. Операционные затраты тоже уменьшились. Несмотря на снижение запасов, проект остается экономически привлекательным благодаря проведенной оптимизации.

– Возврат на вложенный капитал увеличился?

– Он достаточен для проектов такого рода.

– $600 млн – это полные капзатраты на два года на Наталку?

– Да, примерно. Сейчас цифры капитальных затрат уточняются, мы озвучим их в августе вместе с другими параметрами проекта.

– Из тех 2,7 млн унций, которые вы собираетесь производить, большая часть придется на Наталку. Она будет замещать Олимпиаду? (Олимпиадинское месторождение в Красноярском крае с запасами 29,3 млн унций.)

– Нет, Олимпиаду замещать пока рано. У нас к 2020 г. прибавляется 1 млн унций. Этот дополнительный объем делится на две части: примерно половина идет с Наталки, половина – с наших браунфилдов. Они, в свою очередь, делятся на три части: красноярские активы, Вернинское в Иркутской области и Куранах в Якутии. Львиная доля приходится на Красноярскую бизнес-единицу, где у нас три основных проекта: реконфигурация ЗИФ-1, расширение ЗИФ-4 и кучное выщелачивание на Благодатном. На Куранахе два проекта – расширение фабрики и кучное выщелачивание и на Вернинском – только расширение фабрики. Вот упрощенная расшифровка программы развития. Но у нас еще много проектов в более ранней стадии проработки, например расширение передела биовыщелачивания на Олимпиаде. По мере подготовки ТЭО и продвижения других проектов эти инициативы будут также оцифровываться и добавляться в пайплайн.

– Сколько вы планируете потратить всего на то, чтобы увеличить производство на 1 млн унций?

– Оценивать не буду. Могу сказать, что все браунфилды имеют очень низкую себестоимость, наши капитальные затраты на 2016–2017 гг. объемом $600–650 млн в год будут пиковыми в этом инвестиционном цикле и значимо больше, чем будем тратить с 2018 г. и далее в соответствии с текущим пайплайном проектов.

Наследство

– Вся геологическая база в России еще советская. Сколько таких же проблем может возникнуть, как с Наталкой, и могут ли быть проблемы с Сухим Логом?

– Проблему запасов Наталки точно нельзя ставить в вину советским геологам. ТЭО этого проекта делалось в 2000-х, поэтому здесь пенять можно только на себя. В случае с Сухим Логом тоже потребуется доразведка. При этом не надо забывать, что на объем запасов влияет не только геология, но и технология обогащения, заложенная в соответствующее ТЭО проекта.

– А почему не было ни исков второму акционеру, который тогда управлял компанией, ни к компании, которая делала аудит, и вы как-то спустили на тормозах это?

– Честно говоря, подтверждение запасов и геологоразведка – это зона ответственности компании. Вне зависимости от того, кто в тот момент является ее акционером. Понятно, что консультанты и подрядчики, которых мы и наши предшественники привлекали, несут определенную ответственность, но она ограничена вводными данными от самой компании и прописанными в договоре денежными лимитами. По совокупности факторов мы посчитали, что будет правильно потратить наше время и ресурсы на исправление ситуации, а не на поиск виновных или взыскание убытков.

Диалог с государством

– Как решаются проблемы с инфраструктурой? С выходом Наталки на проектную мощность даже была проблема – кто будет строить ЛЭП. Насколько сложно в крупных горных проектах решать вопрос с электроэнергетикой, с дорогами, с железными дорогами? Что могло бы улучшить ситуацию?

– Короткий ответ – очень сложно. Я думаю, что инфраструктура – это ключевой сдерживающий фактор для развития отрасли. К счастью, в отличие от угольщиков или металлургов мы не имеем проблем с железной дорогой, но тем не менее автомобильные дороги и электроэнергия нужны. И проблемы Нежданинки – они в первую очередь проистекают отсюда. Богатое месторождение, но в очень отдаленном регионе без доступа к электроэнергии годами не могло найти своего инвестора. Наталке повезло, в начале этого года было принято решение о субсидировании строительства ЛЭП. Мы в ближайшее время начнем получать деньги и до конца года начнем стройку. Сооружение ЛЭП будет синхронизировано со строительством самого ГОКа.

– Но это государственное дело или обязанность владельца?

– Однозначного ответа или правила здесь нет. У разных проектов разная экономика, потребности в инфраструктуре, отдача для бюджета и т. д. То, что нужно от государства, – готовность обсуждать эти вопросы и при необходимости оказывать содействие. Не обязательно только деньгами. Здесь мы видим улучшение. Качество диалога повысилось, появилась готовность искать в том числе нетривиальные решения. Помимо ЛЭП в Магадане мы уже построили первую очередь ЛЭП Пеледуй – Мамакан в Иркутской области, строим ЛЭП Раздолинская – Тайга в Красноярском крае. Здесь была заранее достигнута договоренность о том, что ФСК впоследствии выкупит эти линии. Это позволило нам ускорить строительство, а ФСК получила рассрочку в оплате его стоимости. Бизнесу придется и дальше искать подобные формы взаимодействия, и очень важно, чтобы государство было готово их обсуждать и реализовывать.

Brexit в помощь

– Brexit – подарок судьбы или палки в колеса для вас? Не рассматриваете возможность на этой волне, когда цены на золото стремительно пошли вверх, выгодно продать долю в «Полюсе»?

– Мы готовимся к размещению небольшого пакета на рынке, такое решение было принято несколько месяцев назад, еще до референдума в Великобритании. Brexit нам помогает, но это лишь один из элементов нестабильности, которые в последнее время способствуют росту цен на золото. Список потенциальных потрясений достаточно длинный, поэтому переоценивать влияние конкретно этого события не стоит.

– В связи с выходом Великобритании из ЕС вы начали изучать возможность размещения акций «Полюса» на каких-либо других биржах, кроме Лондонской? Торонто, например.

– Не думаю, что Brexit как-то повлияет на статус Лондонской биржи в сравнении с другими площадками. Биржа в Торонто очень популярна в горнодобывающей отрасли, но у крупных российских игроков опыта работы на ней нет. Гонконгская биржа предполагает основной фокус на азиатских инвесторах. Есть другие экзотические варианты, мы их не рассматриваем.

– Тем не менее вы рассматриваете Лондонскую биржу для размещения GDR или какую-то еще?

– Конечно, в будущем мы будем оценивать все опции. Но чем больше бирж, на которых торгуются бумаги, тем меньше ликвидность на каждой из них. Поэтому для текущего объема акций в обращении размещение расписок – вопрос, наверное, неактуальный. По мере роста free float будем решать.

– А зачем тогда надо было уходить из Лондона?

– «Полюс» – национальный чемпион в металлургии, все активы сосредоточены в России. Москва – правильное место для прописки головной компании. Сейчас, как и до переезда в Лондон, это ПАО «Полюс». Но это не мешает размещать расписки на других площадках, здесь противоречия нет.

– Во время встреч с инвесторами вы не слышали недовольства: недавно проведен делистинг – а теперь вы снова им пытаетесь продать акции той же компании?

– Продажа и покупка – дело добровольное, здесь не может быть каких-то отрицательных эмоций. Делистингу предшествовала оферта по рыночной цене, за деньги, без каких-то сомнительных альтернативных инструментов. В целом инвесторы больше смотрят в будущее, на те денежные потоки и стандарты управления, которые мы можем им предложить.

– Вскоре после делистинга уже «Полюс» сделал обратный выкуп, выкупив 31,75% за 244,57 млрд руб. По сути, это помогло основному владельцу рефинансировать кредиты, привлеченные на оферту акционерам Polyus Gold. Еще обратные выкупы планируете?

– Нет, в ближайшем будущем обратных выкупов не предвидится. Это была единовременная акция.

– А вы уже якорных инвесторов нашли?

– Пока не искали.

– А если не 5% продавать будете, а больше?

– Нет, мы пока что обсуждаем 5%. По мере того как мы будем приближаться к дате размещения, появится конкретика – тогда посмотрим.

– Когда вы встречались с инвесторами в подготовке SPO, вы ощущали сложности в работе с инвесторами в связи с санкциями?

– Вопрос санкций ни разу не поднимался.

– Инвесторам все равно?

– Те, кто в принципе закрыл для себя Россию, с нами не встречаются. Для тех же, кто смотрит на этот рынок, тема санкций не новая, они хорошо понимают, что можно, а чего нельзя, поэтому такие вопросы не задают.

– По структуре инвесторов как-то сместилась пропорция в сторону Азии или новых регионов, сильно ли уменьшилось количество европейских и американских инвесторов применительно к горной добыче?

– Структуру мы увидим в книге заявок, если и когда будет сделка. А пока мы встречаемся с теми инвесторами, которых выбираем сами. Естественно, 10 лет назад мы бы вряд ли поехали в Китай, но это не значит, что встречи с азиатскими инвесторами происходят сейчас в ущерб или вместо встреч с европейскими или американскими фондами.

Чего стоит «Полюс»

– А вы сами будете покупать акции «Полюса»?

– У нас есть опционная программа...

– Это понятно, но некоторые менеджеры покупают акции на SPO или IPO. Менеджеры «Фосагро» так делали, например.

– Хорошая идея, жалко, что раньше не купил (смеется).

– Собираетесь ли вы менять дивидендную политику?

– Дивидендная политика, которую мы унаследовали от Polyus Gold, предполагает выплату в качестве дивидендов 30% чистой прибыли плюс возможные специальные дивиденды по отдельному решению. Мы будем ее уточнять и как одну из опций рассматриваем возможность привязать размер дивидендов к уровню долговой нагрузки. В зависимости от нее процент чистой прибыли, подлежащий выплате, будет варьироваться. В абсолютных значениях, по мере того как будет увеличиваться производство и денежный поток, дивидендные выплаты будут расти.

– Следующий шаг после получения рыночной оценки – возможен возврат к идее проведения глобальной сделки M&A?

– Возможен, но не в ближайшей перспективе. Наша стратегия предполагает фокус на органическом развитии, увеличение годового производства до 2,7 млн унций к 2020 г. До исчерпания этого потенциала внутреннего роста выходить с какими-то глобальными сделками было бы для нас неправильно.

– То есть задача – раскрыть стоимость компании, чтобы потом монетизировать инвестицию по гораздо более высокой цене?

– Монетизировать не обязательно означает продать.

– Сделка с China Gold, кроме Наталки, возможна? Например, их вхождение в капитал «Полюса».

– Нет, это не обсуждалось.

– А по поводу Наталки: не отдавать контроль в активе – это ваша позиция или позиция регулятора?

– Такая опция даже не рассматривалась. Когда China Gold озвучила свои ожидания, переговоры по этому проекту закончились и мы приняли решение продолжить строительство самостоятельно.

– И как сейчас выглядит сотрудничество с China Gold?

– Они были одним из авторов предварительного ТЭО по проекту кучного выщелачивания на Благодатном. Также обсуждаем с ними продажу флотоконцентрата.

– А долю продать им во время SPO – возможный вариант?

– Они не нацелены на портфельные инвестиции. Это стратегический игрок, которому нужен контроль в капитале и в управлении.

– Традиционный вопрос – возможно ли объединение с Polymetal?

– Не думаю, после смены контролирующего акционера в «Полюсе» вопрос больше не поднимался.

– Почему же? Была идея, что менеджмент Polymetal сможет наконец показать, чего стоит «Полюс» на самом деле.

– Я думаю, результаты 2015 г. сами уже показали, чего стоит «Полюс». Тезис, что «у «Полюса» есть ресурсная база, а у Polymetal – менеджмент», давно устарел: Polymetal купил «Кызыл» (золотой рудник в Казахстане. – «Ведомости»), в «Полюсе» полностью сменилась управленческая команда, была сформирована новая стратегия роста и развития активов, много сделано в отношении операционной эффективности, что, в свою очередь, сказалось на себестоимости. Так что момент упущен.

– Ну как! Пять лет назад планировалось, что к 2015 г. компания будет производить 4 млн унций в год.

– При расхождении плана и факта всегда могут быть две причины: либо ошибочны были планы, либо не сдюжили с их исполнением. Про 4 млн унций золота в год скорее первый случай, ошибка целеполагания.

– Когда вы пришли в компанию, вы анализировали, почему не получилось выйти на уровень производства в 4 млн унций в год?

– Такой задачи – проанализировать заявления и факты – не стояло. Тем не менее возможность увеличить производство была на поверхности. Мы разработали программу развития, которая включает около 15 проектов. В 2014–2015 гг. прирост производства золота составил 7%, за первые шесть месяцев этого года – еще 7% год к году. Но это только первые результаты за счет расшивки узких мест, основной рост впереди. К 2020 г. мы будем производить 2,7 млн унций без учета M&A и новых лицензий. Компаний, которые могут органически вырасти на 50% за пять лет, очень мало.

– С вашей базой запасов не очень это сложно.

– Запасы – это необходимое, но не достаточное условие, а рост производства не нужен любой ценой. Для нас первостепенное значение имеет стоимость новых унций, свободный денежный поток и финансовая стабильность компании. Поэтому проекты реализуются последовательно... девять женщин не могут родить ребенка за один месяц.

О рисках

– В числе рисков, которые отмечает Polyus Gold, – деофшоризация. И сейчас вы говорили, что нужно, чтобы головная компания была в России, но при этом материнская компания остается за рубежом. Возможно ли, что владение компанией может стать прямым, и в каком случае?

– Отчетность, о которой вы говорите [с описанием рисков], относится к 2015 г., когда Polyus Gold еще была холдинговой компанией. С точки зрения ПАО «Полюс» и ниже – мы таких рисков не видим. Решение о структуре владения – за периметром нашей компетенции как менеджмента.

– А из-за Brexit что-то изменится в налогообложении выплачиваемых в пользу Polyus Gold дивидендов?

– Нет, соглашение об избежании двойного налогообложения двухстороннее, оно заключено между Россией и Великобританией. Здесь нет рисков.

– Вы бы стали рекомендовать акционеру перейти к прямому владению российской структурой?

– Сложно оценивать. С налоговой точки зрения разницы нет, но я думаю, что прямое владение осложняет сделки на акционерном уровне. К тому же Polyus Gold остается эмитентом евробондов. И в целом это было бы очень нетривиально – между бенефициаром и самим активом всегда есть промежуточное звено.

– Многие так делают. Например, Виктор Вексельберг владеет российской «Реновой».

– Насколько мне известно, российская «Ренова» – это тоже промежуточная холдинговая структура. Случаи прямого владения активами мне неизвестны.

– Особенно с учетом того, что бизнесменов с завидной регулярностью сажают под арест. Получается, это не то что нетривиально, а очень опасно в России переводить в прямое владение что-то?

– Я бы не искал здесь причинно-следственной связи.

О долге

– Как будете снижать долг, выросший после обратного выкупа акций «Полюса»?

– Мы будем стараться снизить отношение чистого долга к EBITDA за счет увеличения последней. Сейчас этот коэффициент составляет порядка 2,5 – примерно уровень Barriсk – при среднем по отрасли показателе в 1,5–2. Но говорить о каких-то целевых или идеальных коэффициентах, я считаю, неправильно. В каждой компании в соответствующий период ее развития могут быть разные приоритеты и ориентиры. Мы всегда будем смотреть не только на коэффициент, но и на перспективы роста, на ценовую конъюнктуру, на ситуацию с ликвидностью на рынке и целый ряд других факторов.

– Получается, у вас нет в кредитных ковенантах требований по долгу?

– Конечно, есть – отношение чистого долга к EBITDA не больше 3,5. Это далеко от наших текущих значений. Мы не планируем приближаться к этому порогу.

– Сектор metals & mining не попал под санкции, выручка у «Полюса» экспортная. Тем не менее вы предпочитаете российские банки зарубежным. Почему?

– Во-первых, у нас есть кредиты от российских «дочек» западных банков. Но с точки зрения ликвидности и доступных лимитов в России трудно найти конкурентов российским госбанкам. Поэтому исторически основными кредиторами являются госбанки – не только у «Полюса», но и у других российских майнинговых компаний.

– «Норникель» привлекал в Китае – говорит, получилось дешевле.

– Теоретически это возможно, но ощутимое удешевление достигается только при привлечении так называемых связанных кредитов – целевого финансирования на закупку китайского оборудования или расчетов с китайскими подрядчиками. В целом из общения с китайскими золотодобывающими компаниями мы поняли, что их средняя стоимость фондирования на том же уровне, что и у «Полюса», а иногда даже выше.

Спрос на золото

– Давайте поговорим о золоте в целом. Если посмотреть на структуру потребления, доля ювелирного снижается. Нет ли здесь риска, ведь инвестиционный спрос волатилен?

– Соотношение ювелирной и инвестиционной составляющей в совокупном спросе постоянно меняется вместе с ценами на золото. При этом в абсолютных значениях, вы правы, инвестиционный спрос гораздо более волатильный и именно поэтому исторически оказывает решающее влияние на ценовую динамику. А спрос со стороны ювелиров достаточно постоянный и обычно находится в обратной зависимости к ценам (чем ниже цены, тем больше спрос, и наоборот). Первая половина этого года здесь довольно показательна: резкий приток средств инвесторов в фонды ETF повлек рост цен на золото, за которым последовало снижение активности в ювелирном секторе. Хотя часть ювелирных изделий покупается в инвестиционных целях, и здесь тоже не все так линейно.

– А как же рынок деривативов?

– Рынок фьючерсов и других производных инструментов действительно гигантский – их оборот примерно в 100 раз превышает объем физически производимого золота. И настроения участников этого рынка, бесспорно, оказывают влияние на тех, кто инвестирует в физическое золото, будь то напрямую или через вложения в ETF (иностранные биржевые инвестиционные фонды, ценные бумаги которых торгуются на бирже. – «Ведомости»). Но чтобы увеличение спроса на золото транслировалось в рост цен, нужна вторая часть уравнения, а именно понимание ограниченного объема предложения. В прошлом году глобальный объем производства достиг пика и начиная с этого года, скорее всего, будет падать. Действующие месторождения истощаются и выбывают, новых крупных проектов нет. Это одно из ключевых отличий рынка золота от других сырьевых товаров, будь то нефть или железная руда. Золотодобывающая индустрия в этом смысле уникальна.

– Вы ждете, что цены будут стабильно высокими?

– Нет, стабильности никто не обещал. Могут быть «проливы». Но общий тренд будет скорее положительным. Ключевой фактор – денежная политика ФРС и других центробанков, которая пока остается беспрецедентно мягкой: период негативных реальных (а иногда и номинальных) ставок явно затягивается. Это напрямую влияет на стоимость владения золотом. Сам металл не является источником дивидендного или купонного дохода, держать золото стоит денег. Чем дешевле деньги, тем дороже золото. Вторая составляющая – привлекательность и предсказуемость альтернативных инвестиций. Макроэкономическая и геополитическая нестабильность последнее время играет нам на руку, поскольку предсказать доходность других инструментов становится все сложнее.

– То есть вы продаете «Полюс» как защитный актив?

– Золото выполняет эту функцию последние несколько тысяч лет, мы ничего нового не придумали. «Полюс» мы позиционируем как крупнейшего производителя с самой низкой себестоимостью и уникальным портфелем проектов роста на базе существующей ресурсной базы. На фоне ожидаемого снижения мирового производства золота это ставит нас в отрасли в совершенно особую категорию.

Как работается

– Вы давно возглавляете очень большую компанию, при этом остаетесь очень закрытым человеком. Хотя до этого руководили и «Уралкалием», и «Нафтой». Как вы попали в «Нафту» 10 лет назад?

– Уже 11 лет... Я работал в юридической фирме, клиентом которой в том числе был владелец футбольного клуба Romа. Если помните, в 2004–2005 гг. газеты писали про несостоявшуюся сделку по покупке этого клуба со стороны «Нафта Москва». На переговорах по обсуждению этой сделки мы и познакомились.

– И вас потом пригласили туда работать?

– Да, спустя какое-то время.

– Почему вы перешли в «Нафта Москва»? Это было для вас вызовом?

– Любому консультанту любопытно заглянуть на сторону клиента – делать что-то, а не просто советовать, как это делать. «Нафта» была на слуху, мне понравились люди, которые меня собеседовали. Я быстро принял решение.

– А какую сделку вы бы назвали самой запоминающейся?

– Я думаю, покупка «Уралкалия» была самой знаковой сделкой, и не только для меня. Продажа тоже запомнилась.

– А сейчас вам не скучно? Рынок же падает, делать сделки не представляется возможным.

– Сделки можно делать и на падающем рынке, иногда даже нужно. Но дело не в этом. В операционной деятельности есть свои вызовы, в «Полюсе» особенно, с учетом количества проводимых преобразований. Просто в сравнении с M&A любые задачи требуют больше терпения и времени, погружения в детали. Но в конце всегда понятно – получилось или нет.

– Скажите, а как работается с Сулейманом Керимовым? Его называли чаще всего рисковым человеком. По вам сказать нельзя, что вы любите риск – по крайней мере, ваши сделки со стороны выглядят филигранными.

– Так и должно быть – риск и интуиция в генерации идеи и осмотрительность в ее анализе и реализации.

– Саид Керимов оказывает какое-то влияние на компанию?

– Саид входит в совет директоров, участвует в его работе.

– Для традиционных российских компаний всегда есть так называемый «риск мажоритарного акционера». Например, захочется человеку купить «Алросу» или угольные активы в США, а совет директоров, если независимых директоров меньшинство, не сможет противостоять этому желанию. Есть ли в компании какая-то система сдержек и противовесов?

– Компанией управляет совет директоров. И это не какая-то ширма или фасад; это то, к чему мы стремились и, я думаю, добились. У нас три независимых директора (включая председателя), все с очень большим опытом и хорошей репутацией. Мнение совета директоров и менеджмента имеет значение для акционера. Решения никогда не спускаются в одностороннем порядке. Это интерактивный процесс, который проходит не один круг обсуждений и дискуссий. Здравый смысл – гораздо более надежная защита, чем юридические ограничения.