«Зойкина квартира» в МХТ: Поплачем на закат НЭПа

МХТ показал премьеру «Зойкиной квартиры» Булгакова. Как всегда в спектаклях Кирилла Серебренникова, обстоятельства времени пьесы (закат нэпа) превратились в обстоятельства нашего времени, обозначенные с плакатной ясностью
И.Питалев/ РИА Новости

Зойкина квартира – это продуваемая всеми ветрами времени, легко вертящаяся белая коробка (сценография самого Серебренникова). Хрупкая крепость для тех, кто пытается отгородиться от окружающей действительности и укрыться в собственном мире.

Спектакль начинается как психоделический мультфильм с трансформациями чернильных пятен на белых стенах и пляской черных одиллий (привет «Лебединому озеру» времен ГКЧП) со звездами вместо лиц. Это героиня пьесы Зоя Пельц (дебютантка на драматической сцене, известная по многим мюзиклам Лика Рулла) отправляется добывать ценную бумажку, разрешающую ей открыть мастерскую.

По сравнению с этим агрессивным мороком странная Зойкина квартира кажется чуть ли не единственным островком нормы. Это ощущение так важно для режиссера, что он ввел еще одну героиню, которую так и зовут – Квартира (Татьяна Кузнецова). Она постаревшая балерина, которую оставили умирать в разоренном гнезде, точно чеховского Фирса. Здесь всяк отыщет уголок: маргиналы из «бывших» всех видов и мастей обретают хоть какую-то почву под ногами.

Булгаковская пьеса и ее персонажи идеально вписываются в сегодняшнюю реальность. Гусь (Алексей Кравченко) напоминает директора-единоросса, а шустрящие следователи, проникшие в шестикомнатный притон, – энергичных рейдеров. Обольянинов (Алексей Девотченко – кстати, тоже дебютант на сцене МХТ) повторяет, что «эта власть создала такие условия, при которых порядочному человеку существовать невозможно», – и отбывает в самую ближайшую эмиграцию, наркотическую, где живет между эйфорией (и тогда ему являются китайские драконы) и липким кошмаром (в виде омоновца-космонавта, взгромоздившегося на пуанты). Зато Аметистов (Михаил Трухин) выкручивается до последнего – под ворохом нищебродского тряпья он носит белую майку с Путиным: так урки сталинских времен стремились обзавестись наколкой с профилем вождя, чтобы вохровцы побоялись забить насмерть. Но проговаривается, ввернув в верноподданническую речь фрондерское «не забудем, не простим».

Для окончательной наглядности Серебренников взял мелодии немецкого кабаре 1920–1930-х гг. и пригласил Игоря Иртеньева написать к ним русские тексты. Чтобы еще раз послать публике нехитрую мысль о том, что любой яркий (и даже кислотно-яркий), разнообразный (да-да, часто безвкусный, но все-таки) отрезок времени подходит к концу и замирает перед угрозой серого или коричневого единообразия и безвременья.