«Дон Жуан» из «Ла Скала» в Большом театре: Опера привезла зеркала

Лучшее, что есть в миланском спектакле, – сам Дон Жуан в исполнении шведского певца Петера Маттеи. Эдакий персонаж Висконти, аристократ вне морали, он чарует стройной фигурой, безупречными повадками и мягким, звучным баритоном. Открытием для москвичей стала и Мария Бенгтссон, тоже шведка, спевшая Донну Анну полным и мягким звуком (впрочем, колоратуры – не ее конек). Слегка разочаровала Доротея Решман (Донна Эльвира), чья вокальная работа оказалась клочковатой и несовершенной. Джузеппе Фильяноти (Дон Оттавио) спел ровно, но неинтересно. Прекрасный уровень показали Анна Прохазка (Церлина), Александр Цимбалюк (Командор) и Адриан Сампетреан (Лепорелло), кому не хватило лишь звучного низа. А Костас Сморигинас (Мазетто) порадовал еще и стилистическими изысками: как тонко он, человек из народа, спародировал Дон Жуана, спев трель на старинный манер.

Режиссер Роберт Карсен не из тех, кто выискивает в классических операх злободневную тематику, но и не сторонник музейного подхода. Он эстет и психолог, его спектакли полны театральных размышлений о самом театре. «Дон Жуан», чья премьера прошла в Милане в конце прошлого года, – Карсен в квадрате, он впрямую посвящен театру «Ла Скала», который изображен на занавесах и кулисах, отражен в громадных зеркалах.

Москве явился некий гибрид, поскольку бесконечная перспектива на заднике изображала убранство «Ла Скала», а в гигантском вибрирующем зеркале отразился Большой театр с царской ложей, откуда и пропела свой роковой прогноз статуя Командора. Не все в спектакле Карсена, сделанном им вместе с художником Майклом Ливайном, так же сильно, как эти две находки. Бесконечные выгородки, которые так и эдак переставляют рабочие сцены, быстро надоедают. В больших оперных театрах, к каковым относятся и «Ла Скала», и Большой, «четвертую стену» (ту, что между сценой и залом) разрушают редко, но все же и в выходах персонажей в зал нет особой режиссерской новости. Театр в театре – прием весьма избитый. Обнаженных статисток мы на сцене Большого тоже уже видели.

Интригу, конечно, можно было обнаружить в режиссерской трактовке сюжета: в финале главный герой валится в геенну, чтобы благополучно найтись на прежнем месте через несколько минут, между тем в преисподнюю опускаются все прочие ни в чем неповинные персонажи. Но, по совести говоря, иного и не ждешь, замечая, как любуется режиссер Дон Жуаном, видя в нем воплощение свободы, творческого духа, искренности и бесстрашия.

В целом вокальный ансамбль, руководимый Даниэлем Баренбоймом, звучал стройно: маэстро всячески старался сбалансировать звук в чужой для артистов акустике Большого и приглушал оркестр, заставляя даже тромбоны играть страшно, но тихо. Удивили несколько откровенных расползаний оркестра с певцами, когда дирижер не ловил их инициатив. Однако в целом Моцарт в Большом театре звучал изумительно, и большое достоинство спектакля Роберта Карсена, что он не стал этому помехой.