Премьера «Травиаты»: Малое в Большом

Премьера «Травиаты» в Большом – удача. И не только по вокалу и игре: опера Верди очутилась в правильном месте. Именно размеры исторической сцены театра заставляют персонажей камерной драмы особо остро искать путей друг к другу
«Травиата» звучала цельно, а выглядела эффектно/ Д.Юсупов/ Большой театр

Ее возлюбленным был Алексей Долгов, который партию Альфреда Жермона спел неплохо, но пестровато: иногда шатко, иногда резковато – однако персонаж у него получился симпатичный: порывистый и смешной мальчишка. А вот Жермон-старший оказался эталонным: Василий Ладюк гладким, отутюженным баритоном выводил безупречные линии, щеголяя завидным дыханием и сценической статью.

Теперь бывает, что премьерные спектакли в Большом исполняют сплошь приглашенные европейцы. В «Травиате» такой лишь один – дирижер Лоран Кампеллоне, с неослабевающим тщанием и деликатностью ведущий солистов, хор и оркестр. Все остальные – наши, хотя и успевшие поработать на мировых сценах, набраться опыта и культуры. О неприятном сюрпризе стало известно незадолго до начала премьерного спектакля: заболевшую звезду проекта Альбину Шагимуратову пришлось заменить.

Однако проект доказал прочность: Виолетту Валери спела молодая солистка Большого Венера Гимадиева, и спела вполне зрело. У Гимадиевой красивый, летящий голос, и ей хватает мастерства, чтобы и справиться с колоратурами первой арии, и наполнить зал округлым звуком в лирических сценах. Стройная артистка по праву занимает место в центре внимания, окруженная поклонниками. Возможно, она еще не «дива», возможно, ей пока не хватает трагического накала – но надо принять во внимание и тот факт, что Гимадиева репетировала с другими партнерами.

«Травиата» прозвучала очень цельно и ладно, пусть ради этого Лорану Кампеллоне иногда и приходилось осаживать темп, чтобы вместе с солистами пробраться через трудное место, не замочив ног. В массовых, хоровых, танцевальных сценах хватало блеска, зато в лирических оркестр звучал подобно камерному ансамблю музыкантов, трогательно служащему певцам. В таком исполнении выявилась даже аскеза, самоограничение Верди, поскупившегося в этой партитуре на эффекты: правы те, кто считает «Травиату» предвестницей arte povera – «бедного искусства».

Казалось бы, постановка оперы на большей сцене должна такой музыкальной интерпретации противоречить. Режиссер Франческа Замбелло и сценограф Питер Джон Дэвисон сделали спектакль по-американски фешенебельный, архитектурный, с богато выстроенной перспективой от прозрачных занавесов до задников. В нем есть где развернуться ироничным танцам цыганок и матадоров, с огоньком поставленных Екатериной Мироновой, – и в нем нет интимных камерных пространств. Даже комната, где умирает героиня, – величественный больничный зал, храм смерти, откуда санитарам не терпится поскорее вынести носилки с очередной жертвой. Единственная счастливая сцена – в деревенском доме Виолетты – хотя и украшена торжественным деревом за окном, хотя и населена живыми голубями, собаками и даже лошадьми, – и та вся залита грустным, прощальным светом Марка Маккаллофа. Но как раз из осмысления больших пространств и создается тема спектакля, тактично не тронутого явными приметами авторской режиссуры. Эти расстояния – между людьми, все три главных героя хотят и не могут их преодолеть. Одна лишь любовь отчаянно пытается заполнить эти горестные пустоты, и в лучшие минуты ей это удается. Удается, разумеется, с помощью музыки, чаще звучащей тихо, – но расслышать которую позволяет именно большой, Большой театр.