Влюбилась и заблудилась

Это не опера Даргомыжского по Пушкину, где девушка от несчастной любви обратилась в русалку и теперь временами заплывает в наш репертуар. А одноименная опера Антонина Дворжака, где, наоборот, русалка обратилась в девушку, чтобы ее полюбил Принц. Что из этого вышло, европейскому зрителю известно, нашему нет. Премьера спектакля “Геликон-оперы” состоялась в прошлом году, когда отмечалось 200-летие Андерсена (чья “Русалочка” – один из источников либретто), но тоже не у нас, а в датском Орхусе. Московский театр ремонтируется, а тем временем живет на чемоданах: его премьеры проходят в разных городах Европы, мы же их не видим. Правда, в этом сезоне главный режиссер “Геликона” Дмитрий Бертман по предложению Мариинского театра перенес туда постановку “Набукко” Верди из французского Дижона. А “Русалка” датского происхождения теперь обосновалась несколькими этажами ниже радиостанции “Эхо Москвы” – в бывшем помещении театра Александра Калягина, как раз уехавшего в новое здание.

Хочется верить, что эта прописка ненадолго. Хотя в здании на Арбате и удалось выгородить пространство для оркестровой ямы, акустики в нем попросту нет – и это одна из причин, почему музыкальная работа театра совсем не радует. Но и других причин хватает. Дирижер Нильс Муус, который сперва выпускал “Русалку” на своей и Андерсена родине, очень внимателен к певцам и оркестру, искренне любит красивую чешскую музыку Дворжака, но результат все же не впечатляет: если духовые образуют приличный ансамбль, то струнные нередко расходятся друг с другом, а то и фальшивят. Видимо, мобилизовать оркестр “Геликона” не каждому удается так, как Владимиру Понькину.

Не могу судить обо всех певческих составах (на каждую партию заявлено минимум по три артиста), но предпремьерный состав показал фирменную геликоновскую артистичность и выучку партий (а опера идет на чешском языке, как в оригинале), и все же вокалу Светланы Создателевой (Русалка) и Ксении Вязниковой (Баба-яга) сильно не хватало связного звуковедения, не говоря уже о кантилене, а Николай Дорожкин (Принц) пел с трудом и распелся лишь к концу. Опытная Татьяна Куинджи (Чужеземная княжна) и молодой Андрей Серов (Водяной) справились с партиями благополучнее.

Работа Дмитрия Бертмана кажется заблудившейся. Она уже мало напоминает дурачества 90-х гг., хотя сказочная Чужеземная княжна в виде стервозной бизнесвумен или Лесник с гитарой – именно оттуда. В постановке нет и продуманной метафоричности, которую отличали более поздние спектакли Бертмана и его соавторов, сценографов Игоря Нежного и Татьяны Тулубьевой, по операм Яначека, Пуленка и Прокофьева, хотя пара-тройка метафор есть и здесь. Режиссер продекларировал намерение поставить “Русалку” как сказку для детей – но и в этом аспекте она менее увлекательна, чем был телевизионно-китчевый “Кащей Бессмертный”. Видимо, Дмитрий Бертман и “Геликон-опера” находятся в преддверии нового этапа, на котором должны появиться не только новый зал и новая сцена, но и новые художественные принципы.