В лес и в баню

В фильме есть несколько ключевых кадров, по которым видно, что хотел сказать постановщик и что ему не удалось.

Во-первых, это сцена в бане, где дезертир Андрей впервые приходит к жене Настене и буквально насилует ее: актриса Дарья Мороз голая, живописно заросший бородой актер Михаил Евланов – в тулупе. Антураж тоже живописный, как у Юрия Грымова: доски дышат жаркой влагой, банный лист везде прилип, засмотришься. С красотой в фильме (операторы Геннадий Карюк и Александр Карюк) вообще все в порядке: сибирская деревня 1945 г. снята чисто, по-голливудски. А тайга вокруг! А снега! А ледоход!

Во-вторых, сцена на заброшенной заимке, где схоронился дезертир. Настена спешит домой, Андрей догоняет, хватает, распахивает Настенин тулуп, рвет белую сорочку.

В-третьих, крупный план Андреева лица. Выпучив глаза, артист влезает в кадр откуда-то снизу, чтобы жадно, по-козлиному, обглодать ветку с весенними побегами.

В хрестоматийной повести Распутина режиссера, очевидно, занимал не социальный или моральный конфликт и даже не мужское и женское, а столкновение животного и человеческого. В Андрее мы видим первое, в Настене – второе. Таков русский Эрос.

Дарья Мороз тянет бабью долю ровно, без провалов и взлетов, да ей и не впервой: Настену она играет в спектакле МХТ, пообвыклась. Разве что мужик у нее в кино другой, но какой достался, к такому и льнет. И льнет как надо.

Глядя в телячьи глаза Михаила Евланова, остается только вспоминать сценического партнера Мороз Дмитрия Куличкова, который, может, чуть пережимал с надрывом, зато уж если говорил: «расскажешь кому про меня – убью», то осмысленно. А Евланов вроде и волком воет, и шерстью по щекам оброс, а все равно кажется, что от него не потом несет, а одеколоном.

С Сергеем Маковецким – он играет Настениного тестя Михеича – знатно поработали гримеры. Густые брови, седая щетина – все натурально. Но что за напасть! Как посмотришь, так и подумаешь: «Да ты, Михеич – Маковецкий!»

Пример противоположный: случись оказаться в кадре Сергею Бехтереву и, скажем, съесть яйцо, мы видим полное слияние с персонажем. Бехтерев прошел в МДТ Льва Додина школу нарочитого, аффектированного актерского жеста, но на экране рядом с ним театрально выглядят все остальные. Жаль, в кино ему не выпадает больших ролей.

Надо бы не забыть Анну Михалкову: она сочно произносит единственное на весь фильм не вполне цензурное слово (и да, играть про бабье у нее выходит ладно).

За словами Прошкин обратился по адресу – драматург Александр Родионов, привыкший охотиться за живой речью в Театре.doc, стилизовал языковую среду самым тщательным образом. «Я до середины вообще не понимал, что они говорят», – сказал кто-то на выходе из зала, и для Родионова это должно быть комплиментом. Хотел было написать «музыкой», но осекся – на всякое родионовское просторечье у композитора Романа Дормидошина неизменно находилась какая-нибудь патетическая тарарабумбия. В этой яме между фольклорной экспедицией и стандартами мейнстрима фильм Прошкина и застрял. Сочи