Дитя театра

Громкая слава певицы родилась всего три года назад и до России долетела быстро. Только в прошлом сезоне Надя Михаэль получила две красивые премии за роль Саломеи на сцене лондонского Ковент-Гарден. Эту же партию она пела в Милане и Вене, а будет петь еще в семи театрах. Весь мир просто набросился на Надю Михаэль – она должна спеть Саломею везде, причем каждый раз в новой режиссерской трактовке. Артистка она талантливая, пылкая и послушная, а голос имеет ровно такой, какой нужен для музыки Рихарда Штрауса: мощный, с режущими верхами и несколько рыбьим низом.

Кроме Саломеи Надя Михаэль поет и другой репертуар. Для московского концерта из него она выбрала целый пласт: первое отделение было отдано операм французского классицизма. Фрагменты из «Ифигении в Тавриде» Глюка и «Медеи» Керубини были дополнены арией из итальянской оперы про Медею, «Медеи в Коринфе» Симона Майра.

Сочетание стилей и эпох было задумано выразительно. Все героини – из библейско-мифологического теста. Саломея – соседка Электры по этажу опер Рихарда Штрауса. А где Электра, там и Ифигения, и все злополучное семейство Агамемнона, а они соседи аргонавтов по этажу поэм Гомера, а там и до Медеи недалеко. Мифы нужны, чтобы через них выражать что-то сегодняшнее. И если у классицистов героини иллюстрируют великодушие, жажду возмездия, отчаяние и прочие добродетели или пороки из той же гаммы, то Саломея у декадента Штрауса даже не знает, что это такое. Невинное существо одержимо любовью, изъявить которую оно не может иначе, чем получив голову возлюбленного на серебряном блюде.

Так же не похожи героини классицистов и Штрауса вокально. И тут проблема обнаружилась в том, что голос-то у Нади Михаэль на всех один. Все свои вокальные козыри она выложила в первой же арии, и ни один последующий выход ничего нового уже не привнес. Да, голос звучал очень мощно, уверенно залезал на верха и не столь выразительно опускался вниз. Слух у певицы прекрасный, но вибрато столь объемное, что высоту взятой ноты иногда трудно установить. Нынешние певцы, особенно немецкие, – люди культурные и понимают, что нельзя петь только громко. И Надя Михаэль прибегала к нюансам, но, увы, ее голос, не будучи подан с полным напором, не так уж интересен. Национальный филармонический оркестр России в камерном составе аккомпанировал часто вразнобой и не стильно, дирижер Антонино Фольяни ничего не мог поделать. Концертмейстер, солируя, наградил нас таким количеством фальши, что заболели уши. Певица осталась без поддержки, одна же опрятный классический стиль явить она не смогла.

Но во втором отделении, выйдя на сцену в платье цвета крови, Надя Михаэль наконец-то дала понять, что мир не зря помешался на ее Саломее. Оркестр тоже реабилитировался, сев в огромном составе, и звуком своим, где надо, спасительно прикрыл голос певицы – даже чересчур. В кульминационных верхах Надю Михаэль, однако, было превосходно слышно. Да, концертный формат для певицы не самый выгодный: ей лучше внимать в театре, с оркестром в яме и с головой на блюде. Но впечатление осталось все же приятное, отчасти благодаря бисам: несколько общо, но живо прозвучавшей Сегидилье из «Кармен» (раньше Михаэль была меццо-сопрано – возможно, ей и стоило бы им остаться?) и спетому а капелла романсу «Утро туманное» (по-русски). Кто-то поспешил зааплодировать, и мы остались без третьего куплета – ну ничего, в следующий раз.