Мирный опыт войны

Действие сценической «Войны и мира» разворачивается за огромным столом, составленным из 50 столиков (художник Йоханес Шюц). За ним сидят, на нем стоят, по нему ходят и танцуют. Полтора десятка актеров исполняют роли почти сотни персонажей романа – кого репликой, кого молча, а кто уж герой так герой.

Батальные сцены разыгрывают оловянные солдатики. Их маневры вживую снимают на видеокамеру – и тут же транслируют на большой экран. Привыкшим к торжеству пацифизма европейцам такая война ближе любой другой: за оружие приходится браться, когда не остается интеллектуальных аргументов.

Режиссер Маттиас Хартман ограничился первым томом толстовского эпоса, на который ему потребовалось почти пять часов сценического времени (включая две паузы). Но и этого хватило, чтобы напомнить, каким эпохальным и всеохватным романом остается «Война и мир», как много сюжетов клубится одновременно в его недрах. Для современного зрителя/читателя проблема может заключаться лишь в скорости, с которой разворачиваются события у Толстого. Режиссер решил ускорить их течение, уподобив театральный спектакль кинофильму, снятому во времена клипового сознания. Во вступительном обращении к публике Хартман обозначает жанр постановки как «открытые репетиции», но от состояния репетиций здесь нет и следа, разве что в финале, когда режиссер вновь появляется на сцене с речью к публике, но не для того, чтобы поставить точку, а чтобы предварить второй, настоящий финал-эпилог, рассказывающий о судьбах героев. Особенности декораций – люстра в доме старого Болконского как видеопроекция, лица актеров на экране крупным планом – явно не от бедности постановки, но от концептуального замысла, отражающего нынешние тенденции сценического оформления. А музыка так четко простраивает время, определяет течение и сцепление сцен, что времени на эксперименты не остается, тут бы в хронометраж уложиться.

В основе инсценировки – обработка текста для театра, выполненная Роландом Шиммельпфеннигом, самым играемым на сегодняшний день в мире немецким драматургом. Благодаря ему в центре сюжета оказываются любовные истории, разворачивающиеся между Андреем Болконским (Петер Кнаак) и Наташей (Йохана Швертфегер), а затем Наташей и Пьером Безуховым (его играют сразу два актера, толстячок и стройный, Удо Замель и Мориц Вирбом, причем Замель исполняет еще и роль Наполеона). В какой-то момент кажется, что актеры так и останутся в пространстве частного, а идеология Толстого совершенно не интересует постановщика. Но, во-первых, режиссура проясняет многие скрытые смыслы и интенции текста, например внутреннюю близость Безухова и Долохова (Фабиан Крюгер), словно оба они являются реинкарнациями самого Толстого. Да и неучтивость, если не сказать грубость, князя Андрея по отношению к беременной жене тоже многое говорит о его холодновато-отстраненном характере, явно унаследованном от отца (Игнац Кирхнер). Во-вторых, разве сфера семейного не оказывается важнейшей в историософии Толстого, тем элементом, на основе которого в итоге и выстраивается «большая история»?

Рецензенты жалеют об отсутствии катарсиса в постановке, об очевидной телевизионности ее характера. Но так всегда происходит при переносе литературного эпоса на театральные подмостки. Материализация слова не проходит бесследно, появление объема приводит к уплощению некоторых смыслов. Это неизбежно. В благодарность за возможность работать с классическим текстом театр одаряет зрелищем, не заставляющим жалеть о пяти потраченных часах.