Политкорректность хороша, если меняет отношение общества к инвалидам

«Привет, меня зовут Арис: как Paris, только без П», – поприветствовал меня широко улыбающийся грек в мой первый день в Фонтенбло. Мы поболтали с ним в кипящем новыми студентами баре о перспективах ЦСКА и «Панатинаикоса» в европейской Лиге чемпионов и разошлись в поисках новых знакомых. Вскоре после этой встречи выяснилось, что мы с ним будем учиться в одной секции; на протяжении четырех месяцев каждый рабочий день мы находились в одной аудитории по несколько часов.

То, что у Ариса парализована левая рука и частично парализована нога, я понял лишь недели через две после начала занятий. Меня это поразило. Я объясняю свою невнимательность двумя причинами: я просто не ожидал, что такое возможно, а сам Арис не чувствует и не ведет себя как инвалид. И никто среди моих однокурсников не относится к его ситуации так, как будто она что-то значит. Если нужно помочь поднять упавшее пальто – помогут, даже несмотря на протесты, если нужно разделить групповое задание на четыре равные части – никаких скидок не будет.

Арис рассказал мне, что в 11 лет у него был инсульт. Несколько месяцев ему пришлось провести в больнице, но, поскольку он был хорошим учеником, ему разрешили вернуться в класс без потери года. Потом была учеба в Афинском университете бизнеса и экономики, который он закончил с отличием, и работа в Unilever в департаменте маркетинга.

Не поймите меня неправильно: я не утверждаю, что INSEAD или Франция – это место абсолютно равных возможностей. Достаточно посмотреть на количество черных жителей Парижа и процент черных ребят среди французских студентов, чтобы усомниться в этом. Однако контраст с Россией все равно невероятный.

«Одно из самых запомнившихся впечатлений от местной жизни – это ситуация, которую я видел в [муниципальном] бассейне [через дорогу от INSEAD], – рассказал мне однокурсник Женя. – Я видел, как туда приехал человек на коляске, служащие помогли ему спуститься в бассейн, а после окончания сеанса помогли вылезти. И конечно, у них есть специальная душевая для таких людей».

Мне сложно точно посчитать, сколько десятков тысяч евро стоило INSEAD оборудовать большинство туалетов кабинами для людей в колясках (при том что людей таких здесь почти нет). И я не знаю, было ли это сделано из-за требований к университетским кампусам или из соображений «хорошести». Честно говоря, меня это даже не волнует. Мне хочется лишь, чтобы в Москве новые здания строились по такому же принципу. И чтобы в магазины, в которых приклеена (или не приклеена) наклейка «Год равных возможностей», войти можно было не только по ступенькам.

В английском языке слово «инвалид» уже никто не использует – тут есть только люди с ограниченными возможностями. Я могу сколько угодно смеяться над политкорректностью, но если в итоге она помогает менять сознание общества, то я голосую «за».