Чем осужденный Улюкаев похож на обычного зека

Обвинительный уклон российского правосудия сочетается с глухотой к доводам защиты

Скощухи не будет: 15 декабря, в пятницу, Замоскворецкий районный суд приговорил экс-министра Алексея Улюкаева, обвинявшегося в получении взятки в $2 млн за непрепятствование приватизации «Башнефти» «Роснефтью», к полноценным восьми годам лишения свободы в колонии строгого режима и штрафу в 130 млн руб., а также лишил его права занимать какие-либо госдолжности после отбытия срока и снятия судимости. И даже если еще не вступивший в силу приговор будет сколько-нибудь успешно оспорен и экс-министру в вышестоящих судебных инстанциях скостят год или полгода срока, то все равно судимость 61-летнего Улюкаева будет погашена далеко за пределами наступления пенсионного возраста. То есть наказание Улюкаева – фактически пожизненное: со «строгача» не выходят помолодевшими, тем более если осужденному и так уже за 60.

Это было торжество гособвинения: суд согласился со всеми его доводами и проигнорировал, соответственно, все доводы защиты. Судья Лариса Семенова признала вину Улюкаева в получении взятки полностью доказанной, доказательства вины – достоверными и в совокупности достаточными, а противоречий, способных повлиять на доказанность, не обнаружила.

В переводе на бытовой язык это значит, что суду и при полном отсутствии в процессе главного героя и, соответственно, потенциально главного свидетеля обвинения Игоря Сечина хватило материала, чтобы без колебаний отправить Улюкаева за решетку. При этом доводы самого Улюкаева и его адвокатов судья Семенова сочла несостоятельными, а альтернативные обвинению версии произошедшего назвала «попыткой защиты» – как будто человек, не признающий свою вину, должен вести себя как-то иначе.

Такой прямолинейно обвинительный уклон российского правосудия – никакая не новость, конечно. Доля оправдательных вердиктов в российских судах, по статистике судебного департамента при Верховном суде за первую половину 2017 г., – всего 0,2% (хотя доля оправданий по коррупционным делам выше, чем в среднем по судебной системе): иными словами, попав под суд, разумно мыслящий человек не будет рассчитывать на оправдание. Но не только эта обреченность роднит осужденного Улюкаева с любым другим российским зэка.

Ситуация, в которой оказался Улюкаев, в принципе универсальна - то есть неважно, считаем мы Улюкаева взяточником или жертвой провокации: суд выносит обвинительный приговор, полностью игнорируя доводы защиты и полностью соглашаясь с доводами обвинения. Не имеет принципиального значения, что именно пытается сказать защита, потому что в расчет, с большой долей вероятности, не будет принято ничего. Суд хронически глух на одну сторону – на ту, которая обращена к защите. В этом смысле все – и Улюкаев, и любой другой осужденный – действительно равны перед судом: он равно глух ко всем защищающимся.

Не слыша половины аргументов, суд установит полуистину: для пропаганды, наверное, и так сгодится, но для действительно показательного процесса – нет. В отличие от дела Михаила Ходорковского – бизнесмена, наказанного властью за попытку выйти за флажки, дело Улюкаева – это борьба уже власти с властью, демонстрация превосходства условных чекистов - своего рода подарок к 100-летию «органов». Дело Улюкаева больше похоже не на показательный процесс, а на движение в пищевой цепочке элит. С точки зрения пищеварения совершенно неважно, как и при каких обстоятельствах еда оказалась в желудке: главное, что она в желудке.

Восемь лет Улюкаеву: как это было