Может ли церковь изменить мир
Политолог Дмитрий Травин о том, станет ли разрыв Москвы с Константинополем прологом к русской РеформацииОдни говорят в связи с недавними событиями в РПЦ, что мы еще быстрее двинулись к изоляции от развитого мира. Другие (например, дьякон Андрей Кураев) – что разрыв с Константинополем, как некогда разрыв протестантов с Римом, означает нашу российскую реформацию. На самом деле важен не разрыв, а то, что за ним стоит. Важно, какие идеи вкладывают конфликтующие стороны в свою политику.
Примерно с эпохи позднего Средневековья в католической Европе наметилось две линии развития, одну из которых можно условно назвать клерикальной, а другую – бюргерской. Специально хочу подчеркнуть, что это именно две линии развития, а вовсе не борьба прогресса с «опиумом для народа». Католическая церковь какое-то время являлась важнейшим организатором жизни социума.
Клирики были не просто наиболее образованными людьми, а, по сути, единственно образованными. И это приводило к тому, что на деле их функции оказывались гораздо шире, чем управление церковью. Епископы управляли многими городами, монахи разрабатывали философско-правовые теории, инквизиторы определяли нормы, по которым следует жить христианскому миру.
Роль церковных деятелей в государственном строительстве долго сохранялась и в Новое время. Можно вспомнить хоть кардинала Ришелье. Деятели эти, бесспорно, хотели как лучше. Они не были тупыми охранителями старого режима. Однако существовала в клерикальной линии модернизации серьезная проблема.
Поскольку образованные, энергичные клирики были широко востребованы властью, то и развитие общества они представляли себе обычно как развитие системы централизации. Мир должен стать гуманнее. Для торжества гуманизма нужно ограничить тот беспредел, что постоянно творили бандиты, начиная с благородных рыцарей и заканчивая робингудами. Ограничить беспредел можно лишь силой. Чтоб государство смогло обеспечить себе монополию на насилие, оно должно обладать более крупной армией, чем вассалы, кондотьеры, повстанцы и т. д. Подобную армию невозможно построить без больших денег. Но для сбора денег с населения требуется создать налоговую систему. Система же эта невозможна без централизованного государства с большой бюрократией.
Подобная логика просвещенного этатизма имела, конечно, право на существование. Строительство бюрократического государства в Новое время сделало Европу более цивилизованной, безопасной и экономически развитой. Однако в рамках клерикальной линии модернизации Европа не могла даже приблизиться к тому миру, который мы видим на Западе сегодня. Ведь эта линия требовала порядка, но не свободы. Знания, но не творчества. Твердой руки, но не острого ума.
Иное представление о развитии общества формировалось в городской среде. По уровню образования бюргеры долгое время отставали от клириков. Церковь давала миру интеллектуальную элиту, тогда как город – ремесленников и торговцев. Клирики размышляли о высоком, тогда как бюргеры – о низком. Клирики хотели правильно обустроить весь христианский мир, тогда как бюргеры – лишь нажиться и обустроить с комфортом маленький мирок, отделенный городской стеной от бед человечества.
Но шло время, городская коммерческая деятельность рационализировалась, она требовала все больше расчета, все больше сложных операций, все больше разветвленных организационных структур. Она охватывала Европу в целом и становилась такой же интернациональной, как католическая церковь.
Бюргеры быстро умнели, собирали кружки интеллектуалов, читали книги, появившиеся за пределами монастырских библиотек благодаря книгопечатанию. Их мысли теперь начинали проникать за городские стены, но представления об оптимальном устройстве мира оказывались в этой среде иными, чем у клириков. В бюргерском менталитете больше места отводилось представлениям о свободе и самоуправлении, поскольку все, чем обладали бюргеры, они получили именно благодаря свободе и самоуправлению европейских городов. При этом все, чем обладали клирики, было получено благодаря централизации, укреплению государственной власти и пожертвованиям власть имущих.
В какой-то момент эти два видения мира столкнулись друг с другом в жестокой схватке. Принципиально разошлись они по вопросу свободы религиозных верований. Для клерикальной линии вера была невозможна вне церковной иерархии, поскольку без четко установленного порядка придут хаос, резня, кровь – все то, что со страшным трудом устраняла из своей жизни европейская цивилизация. Для бюргерской линии вера была невозможна вне личной свободы общения человека с Богом, вне самоуправляемых религиозных общин, вне самостоятельного чтения Святого писания. Это и была Реформация. В ходе Реформации многие клирики выступили против иерархии, установленной Святым престолом, но никогда эти религиозные диссиденты не смогли бы одержать победу, если бы за ними не стояли бюргеры, желавшие верить в Бога, но не так, как им до сих пор предписывалось.
Поначалу и впрямь на Европу сошли хаос, резня, кровь, «лихие десятилетия»... Но со временем оказалось, что свобода и самоуправление могут сотворить такие чудеса, которые не по силам ни государству, ни церковной иерархии. Клерикальное видение мира много сделало для улучшения человеческой жизни, но в конечном счете проиграло в конкурентной борьбе видению бюргерскому. Видению более сложному. Не отрицавшему веру в Бога, но дополнявшему ее потребностью в свободном развитии верующего человека.
РПЦ пока видит развитие примерно так же, как католическая церковь далекого прошлого. Государство, иерархия, порядок, максимальное содействие властям в проведении их политики ради того, чтобы иметь возможность пользоваться преференциями властей для увеличения числа храмов.
Свобода не рассматривается Церковью как важная ценность. Скорее как помеха, способная породить хаос. В этой ситуации из расхождения с Константинополем протестантизма не выйдет, поскольку реформация – это не формальное разделение церквей, а такое разделение, при котором приобретают значение бюргерские ценности, сформировавшие современный мир.
Автор — научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге