Почему в деле Абызова конспирология не важна

Внезапный арест Михаила Абызова, бывшего министра по делам открытого правительства, породил, как это всегда бывает, множество конспирологических версий: война силовиков с системными либералами, черная метка Дмитрию Медведеву, хозяйственный конфликт и т. д. Из пресс-релиза Следственного комитета понять, что вменяется Абызову, невозможно – зато нам не позабыли сообщить, что его еще формально не доказанные преступления вредительски «поставили под угрозу устойчивое экономическое развитие и энергетическую безопасность ряда регионов страны». Но, со слов адвокатов, получается, что силовики созданием сложной фабулы преступления не заморачивались, действуя в своей стандартной применительно к предпринимательским уголовным делам логике: купил дешевле, а продал дороже – значит, мошенник. Эти представления восходят к логике советских правоохранителей, т. е. к Уголовному кодексу времен плановой экономики, каравшему любую перепродажу частником чего угодно как спекуляцию. В комплект к самой «резиновой» статье Уголовного кодекса «Мошенничество» не менее стандартно идет создание преступного сообщества, нужное следствию обычно в первую очередь ради того, чтобы получить возможность заключить обвиняемого под стражу, а во вторую – чтобы раздуть тяжесть обвинения. За эту практику бизнес-сообществу следует в первую очередь благодарить самих себя: она сложилась в результате многолетней борьбы бизнес-ассоциаций за привилегированный статус предпринимателя в уголовном процессе, что выразилось, в частности, в запрете сажать до суда обвиняемых по так называемым предпринимательским статьям. «Преступное сообщество» – статья как раз не предпринимательская, зато предъявить ее любому предпринимателю (а также и чиновнику, и руководителю любой бюджетной организации) легче легкого: мало кто занимается бизнесом в одиночку. Предприниматель или дает поручения подчиненным, или договаривается с контрагентами – вот и сообщество. Впрочем, в некоторых случаях (случай Абызова не такой) можно ограничиться сотрудничеством с некими фантомными «неустановленными лицами» и не привлекать дополнительных фигурантов.

Когда речь идет о системных процессах, конспирологические объяснения не имеют никакого значения – даже в тех редких случаях, когда одно из них оказывается верным. Волна репрессий против вполне лояльных представителей путинских элит, репрессий, которые никто не называет политическими, но которые трудно уже не называть системными, объясняется не тем, что в одном случае кто-то кому-то отдавил хвост, в другом кто-то кому-то хотел указать его место в иерархии, а в третьем кто-то позарился на чей-то кусок собственности или влияния, а тем, что за пару путинских десятилетий российские силовые структуры стали бесконтрольной силой, способной посадить кого угодно в любой момент по какой угодно причине. По приказу свыше, по произволу отдельного коррупционера в погонах, в ходе передела собственности и власти, для статистики – на самом деле это последнее, а вовсе не политическая коррупция – самый частый мотив для неправовой репрессии. А также, вы не поверите, из искреннего убеждения в виновности фигуранта и даже часто действительно за дело. В любом случае при нынешней смычке судов с силовыми органами решение о виновности фигуранта принимается не то что задолго до суда, а до начала даже формального следствия. Аресты в элитах происходят из-за того, что теперь элитариев такое положение дел касается не в меньшей степени, чем всей остальной публики. Именно поэтому конфликты любого рода в элитах теперь решаются через уголовные дела и выяснять, какой именно конфликт (недовольство начальника или происки конкурента) привел к этому конкретному аресту, – бессмысленное занятие.

И дело совсем не в том, что силовики превратились в каких-то кровавых монстров. Конечно же, бесконтрольность постепенно развращает кого угодно, но в целом силовые структуры изменились за все постсоветские годы не так уж значительно, а за последние 10 лет не изменились практически никак, несмотря на все реорганизации. Изучая эти организации изнутри, от старых сотрудников вы услышите ламентации об утрате квалификации молодежью, от молодых – о росте нагрузки и постоянном увеличении объема бумажной работы, намного опережающих повышение зарплаты, но логика, организационная культура и даже базовая структура органов в сущности остается прежней. Превратилось, эволюционировало не в лучшую сторону в последние годы то, что вокруг, и то, что раньше сдерживало экспансию этого советского реликта на весь остальной далеко уже не советский социум, превратилось практически в ничто. За последнее десятилетие ослабли все сдерживающие факторы, призванные ограничить произвол силовиков хотя бы против тех, кто в состоянии защищаться, и практически сошли на нет все факторы давления в сторону гуманизации и позитивных перемен в системе в целом. И речь не только об, условно говоря, демократических институтах. Тому, кого зажевала репрессивная машина, теперь одинаково бесполезно апеллировать как к некогда более или менее свободной прессе, так и к надежной административной «крыше». Как к заслуженной репутации, так и к коррупционным связям. Как к международной общественности, так и к былым заслугам перед правящей группировкой. Тот правоохранительный конвейер, который в более вегетарианские времена зажевывал в основном слабых и беспомощных, теперь в равной степени угрожает всем. А в наибольшей – тем, с кого есть что взять. Тем, у кого есть влияние, а значит, враги. Бизнес, а значит, конкуренты. Деньги, а значит, и желающие отнять их. Какой из этих факторов сыграл в этот раз? Да какая, в сущности, разница!

Автор - социолог, доцент Высшей школы экономики, Санкт-Петербург