Для кого россияне готовы работать бесплатно

Три истории белых воротничков, оказывающих помощь pro bono: зачем им это нужно?
Unsplash

Помощь pro-bono – безвозмездное оказание профессиональных услуг – в России только начинает приживаться. Такие услуги получали 22% опрошенных россиян, а оказывали – 38%, свидетельствуют данные опроса, который фонд «Общественное мнение» провел в 2017 г. Что заставляет профессионалов тратить свое дорогостоящее время на общественную работу, рассказывают выпускники СПбГУ.

Ануш Овсепян

руководитель филиала международной программы индивидуального наставничества для детей «Старшие Братья Старшие Сестры» в Санкт-Петербурге

/Личный архив

Я по образования востоковед, изучала язык и историю Японии. Уже в магистратуре поняла, что переводческая или научная деятельность – не мое, и принесла резюме в представительство одной из крупнейших японских компаний. Так начался большой важный опыт в различных международных компаниях, на разных позициях. Довольно долго я не могла ответить себе, чего хочу, и просто много работала. Так получилось, что участие в одном образовательном проекте привело меня в центр реабилитации детей с ДЦП, где начался мой волонтерский путь. Чем дальше, тем отчетливее я сознавала, что мне хочется в этой сфере работать не просто волонтером, а что-то менять на профессиональном уровне. Я ушла из компании в никуда и начала искать варианты, путешествовала, стала членом ЮНЕСКО. Потом в Калифорнии познакомилась с международной менторской программой для детей, нуждающихся в поддержке, Big Brothers Big Sisters (тогда я еще не знала, что подобная программа 10 лет работает в Москве). Мне показалось, что это очень правильная идея – помогать детям с трудным детством социализироваться через дружбу со взрослым человеком, наставником. Вернулась в Россию и узнала, что программа подбирает руководителя для петербургского филиала. Позвонила им и сказала: «Вы ищете меня».

В начале пути я была очень романтично настроена, думала, что сейчас все мои бизнес-контакты сработают и мы спасем всех детей. Оказалось, я ошиблась во всем. Выяснилось, что люди у нас не слишком охотно идут в благотворительность, в такую необычную, на первый взгляд даже непонятную тему наставничества.

Конечно, нам нужны спонсоры, материальная поддержка, но не только они. Нам нужны волонтеры, готовые строить продолжительные взаимоотношения с детьми. Это невероятно ответственная задача.

Тому, кто хочет вступить в нашу программу, после подачи заявки на сайте придется пройти интервью, несколько тестов психодиагностики, двухдневный тренинг, собрать большой пакет документов и три рекомендации от коллег и друзей. А потом никак не реже раза в неделю лично встречаться с подопечным ребенком. Надо понимать, что выбрать того, чьим наставником вы будете, нельзя: это делают наши специалисты. Они изучат психотипы детей, которых нам рекомендовали педагоги детских домов, и подберут того, кому вы подойдете лучше других.

Партнер юридической компании «Дювернуа Лигал» Александр Арбузов: «Услуги pro bono помогают укреплять командный дух, вдохновлять и сплачивать персонал вокруг общей цели. Сотрудники чувствуют вовлеченность в благие дела. Pro bono также дает нам возможность налаживать деловые связи, обрести вдохновение и получить шанс обзавестись новыми навыками, поскольку довольно часто доводится работать с совершенно новыми темами и в неизвестных ранее сферах»

Абсолютное большинство наших волонтеров мотивируют желание работать с нами тем, что они уже состоялись как потребители, много получили от жизни и теперь пришло их время делиться и отдавать. Когда мы начинали, я думала, что у нас будет много студентов, но оказалось, что наставничество интересно людям постарше. В итоге наш костяк – волонтеры 26–40 лет, как правило, семейные, состоявшиеся люди. Есть топ-менеджеры, есть творческие личности, есть профессиональные воспитатели и студенты все-таки тоже есть. Сейчас у нас сложилось 65 пар воспитанник – наставник.

У нас 85% участников программы – женщины, а нам очень нужны мужчины. В Европе и за океаном в нашей программе у волонтеров гендерный паритет. В идеале нам бы хотелось, чтобы у всех мальчиков-воспитанников были наставники-мужчины. Мальчикам так не хватает мужского общества. Так что будем очень рады новым наставникам.

Очень радует, что в нашем филиале, которому в этом году пять лет, есть пары наставник – ученик с таким же стажем. А в Москве, где программе уже 15 лет, есть истории на 10–13 лет. Конечно, за это время наставничество превращается в дружбу или даже практически родственные отношения.

Артем Васютин

партнер Deloitte, специалист по консультированию в области налогообложения и права

/Личный Архив

В какой-то момент приходит осознание, что в жизни главное не только зарабатывать деньги и наслаждаться материальными благами. Хочется получать моральное удовлетворение от осознания востребованности твоих профессиональных качеств.

В Deloitte готовы с этим помочь. Мы в компании на постоянной основе ведем проекты на условиях pro bono [например, в 2017 г. сотрудники компании в Санкт-Петербурге отработали на этих условиях более 400 часов только для Ассоциации выпускников СПбГУ].

Это международная практика – в каждой стране Deloitte выбирает те или иные организации, которым готова выделять время своих сотрудников.

Кому мы помогаем? Рассматриваем каждый кейс, решаем, действительно ли получателю не обойтись без наших услуг – налоговых, юридических, бизнес-консультирования, – и если да, то действительно ли ему сложно их оплатить. Наш московский офис работает с Третьяковской галереей, мы оказываем поддержку по налоговым и юридическим вопросам, например, Михайловскому театру. Это была инициатива Deloitte. Логика такая: мы живем в Петербурге, Петербург – город, славящийся своей культурной жизнью, он ассоциируется с музеями и театрами. Учреждения культуры, как правило, получают бюджетные средства, которые тяжело тратить на услуги, подобные нашим.

Многие воспринимают театр как исключительно творческую организацию, но внутри нее необходимо ежедневно решать много сложных налоговых и юридических вопросов, начиная от организации визита звезд мировой сцены до выплаты роялти иностранному автору. Над этим мы и работаем pro bono. Потом всегда очень приятно видеть афишу театра и осознавать, что мы тоже причастны к постановкам.

Андрей Якунин

партнер VIYM, президент Ассоциации выпускников СПбГУ и соучредитель фонда «Петербург Достоевского»

/Личный Архив

Почему я возглавил Ассоциацию выпускников Санкт-Петербургского университета? Это история про то, что иногда сидеть ночами в чатах полезно. Я сам выпускник университета и иногда общался с другими выпускниками в LinkedIn. У нескольких участников дискуссий одновременно возникла идея о необходимости сети для выпускников. Одно из главных наших достижений – портал для выпускников, который мы запустили пару лет назад. Это предмет моей особой гордости.

Когда мы только приступили к реализации нашей идеи, у всех причастных был невероятный эмоциональный подъем, мы решили, что неформально возьмем на себя ответственность за развитие ассоциации, и начали дружно что-то организовывать. Все так и работало до тех пор, пока у участников инициативной группы не наступило время сдачи годовых отчетов по основному месту работы. Тут-то и стало понятно, что общественная деятельность – это очень важно, нужно и правильно, но основная работа в приоритете.

Было очевидно, что нам нужна отдельная команда, которая будет развивать проект и эффективно управлять временем волонтеров и динамично перераспределять нагрузку, если у кого-то из них случается аврал на работе. Таким образом, у нас появился небольшой постоянный штат Ассоциации выпускников (кстати, все тоже выпускники), а я был выбран президентом ассоциации.

Если спросить мою жену, она скажет, что я трачу на общественные проекты чрезвычайно много времени, а если моих коллег из дирекции ассоциации, они скажут, что недостаточно. Выходит, около 20 часов в месяц, не считая авралов, когда приходится работать по ночам. Совершенно обычная ситуация при подготовке любого важного мероприятия.

У каждого в правлении мотивы работы pro bono будут немного различаться, но все мы считаем, что, во-первых, нам есть что дать ассоциации, а, во-вторых, нам это очень интересно. Участие в подобных инициативах открывает новые горизонты. В рамках профессиональной деятельности я часто бываю на инвестиционных или гостиничных конференциях, но вряд ли когда-либо оказался бы на фестивале студенческих театров, приуроченных к юбилею Тургенева, а еще и взялся бы за организацию такого фестиваля (см. подробнее) или на лекции нейролингвиста Татьяны Черниговской. Такое отклонение от курса позволяет шагнуть за периметр профессиональной жизни и осознать, что мир гораздо шире, чем кажется тебе из окна офисного кабинета.

Второй проект, которому я уделяю много времени, – строительство нового здания для Музея Достоевского. Заняться им мне предложил архитектор Евгений Герасимов. К этому моменту он уже давно обсуждал идею расширения музея с его директором Натальей Ашимбаевой. Проект расширения музея пытаются реализовать последние 30 лет (первые упоминания Ленгорисполкома о расширении датируются 1980-ми гг.), но пока, увы, безуспешно. Инициативу сделать в городе современный Музей Достоевского я считаю важной. Поэтому, когда коллеги поделились идеей создания фонда с целью привлечения финансирования на строительство нового здания, мне это показалось совершенно правильной задачей. Очень радует, что проект музея, представленный Герасимовым, был одобрен на Градостроительном совете в Петербурге, а на Совете по сохранению культурного наследия проект никого не оставил равнодушным: участники встречи вовлекались в диалог, предлагали идеи по улучшению проекта. Это для меня лично очень важно, потому что мы хотим сделать первый общественный музей. И сделать его по-настоящему удобным для всех, в том числе и для людей с ограниченными возможностями. Ведь сейчас музей, находящийся в доме без лифтов, стыдно сказать, не имеет никакой возможности вписаться в государственную программу «доступная среда». Новое здание призвано решить эту серьезную проблему.

В частном музейном секторе формируются более современные пласты культуры, такие, как музей Виктора Вексельберга, но это проекты одного человека. У нас же затея другая: мы хотим собрать в одном месте специалистов, волонтеров и меценатов, которые смогли бы делать то, что делает сейчас музей, но еще лучше на более современной инфраструктуре. Надеюсь, они загорятся нашим энтузиазмом, особенно когда увидят, что это не история про то, как построили бизнес-центр на 20 000 кв. м и отвели в нем 1000 кв. м на культурную функцию. Всё запланированное здание – 1600 кв. м – предназначено для расширения выставочной экспозиции, библиотеки и музейного театра. Отвечая на частый вопрос меценатов: «А твои деньги там есть?» Конечно, я всегда вкладываю свои средства в проекты, в которых участвую. Сколько именно придется потратить, сказать пока не могу. Я не отношусь к тем, кто может профинансировать весь этот проект самостоятельно. Мы уже собрали 24 млн руб., и это учитывая, что мы еще ждем оформления участка. Непросто разговаривать с потенциальными меценатами, пока на руках нет правоустанавливающих документов.

Подводя итог, можно сказать следующее: у меня есть потребность заниматься тем, что нужно и востребовано. При одном условии: это должно быть мне интересно и я, как профессионал, должен обладать достаточным уровнем знаний и компетенций, чтобы быть полезным в проекте. Быть свадебным генералом не умею и не хочу. Когда про нашу ассоциацию выпускников начинают говорить люди, которые закончили другие вузы, а слова «Музей Достоевского» у всех на устах, я чувствую, что мы делаем правильное дело. &

Текст: Елена Виноградова