Ирина Старшенбаум: «Не хочется в очередной раз говорить о том, как все плохо»

В прокате идет обаятельный роуд-муви «Туда» – о путешествии по России мрачного таксиста (Петр Федоров) и беззаботной актрисы (Ирина Старшенбаум), после которого никто не останется прежним. Удивительно, но этот смешной и романтический фильм снял Иван Петухов, режиссер жесткого психологического триллера «Сестры» (2022 г.) о домашнем насилии, где главную роль опять же сыграла Ирина Старшенбаум, звезда фантастики «Притяжение» и сказки «Огниво». «Туда» участвовал в конкурсе «Русские премьеры» последнего Московского фестиваля.

В интервью «Ведомости. Городу» актриса рассуждает, в чем трудности перевоплощения в инфантильного персонажа и действительно ли психотерапия помогает – или просто помогает поставить диагноз. А также рассказывает об опыте съемок в европейском кино и любимых прогулочных маршрутах по Москве.

«Страх близости она воспринимает как вызов»

– Думаю, лет пять-семь – примерно столько ей было, когда ушли родители. И от испуга, что она теперь навсегда останется одна, Вера отчасти «законсервировалась» в этом возрасте. Она уже взрослый человек, но действительно играет в девочку – придумывает какие-то авантюры, строит гримасы. Любыми способами пытается захватить ваше внимание – лишь бы никто не смог заметить, как ей грустно на самом деле и насколько она уязвима. Хотя, несмотря на «девочковость», Вера по-своему очень сильный человек. Она решила не быть жертвой и выстроила вокруг себя такую линию обороны – из юмора, мультяшных ужимок.

– Поначалу – да. Я говорила Ване: «Получается, я играю психа?» На что он отвечал: «Да, но очаровательного психа». С возрастом у нас все-таки нарастает какое-то количество социальных масок, которыми мы себя защищаем. В одной ситуации ты – общительный, в другой – холодный. А Вера всегда одна и та же, всегда ранима, ее очень легко обидеть. И докопаться до собственных уязвимых зон иногда мне было трудно. Помогло то, что Ваня – очень близкий мне человек. Мы не просто работаем вместе, но и еще сильно подружились. Поэтому Ваня многое обо мне знает – все время подходит на площадке и нашептывает: «А помнишь, была у тебя такая ситуация?..» (Смеется.) Я утрирую, конечно, но Ваня, и правда, как хороший психотерапевт знает, куда копнуть, в каком направлении исследовать персонажа.

– Это специально, да. Вера же застряла в детстве, потому и говорит по-девчачьи, немножко пискляво. Сейчас на озвучании я видела кусочек с нашего первого съемочного дня и заметила, что там еще не пришла к голосу Веры – говорю чуть взрослее, хотя, возможно, только я так отчетливо слышу разницу. Вообще, это Ваня задал детскую интонацию в разговоре о персонаже, я подхватила, и это стало еще одной краской в образе.

– Как же пройти мимо. Обычно же все ведутся на ее чары – такая непосредственная, как ребенок. Обаятельная, известная. Что ни попросит – ей все дают, играют в ее игры. А тут нашелся дядя, который не ведется ни на одну манипуляцию. Поэтому эмоциональную недоступность Вадима, его страх близости она воспринимает как вызов. И во время этого путешествия между героями возникает подобие созависимых отношений: ей нравится его испытывать, ему – увиливать.

– Это наш с Ваней давний спор. Многие, как Вадим, считают, что походы к психотерапевтам просто помогают умными словами объяснить, что в тебе не так, но не более того. У меня другой взгляд: ну нет же, это неправда, благодаря хорошей психотерапии все равно ты слой за слоем снимаешь часть груза, который мешает тебе жить. Да, не всегда процесс происходит быстро. Но, если тебе повезет и ты найдешь честного психотерапевта, который не постесняется говорить болезненные и неприятные вещи о том, что с тобой происходит, то будет прогресс. Тебе будет больно какое-то время, но потом ты широко шагнешь. Я это утверждаю не голословно, а исходя из личного опыта. И Вера пока еще только идет по этому пути. Она же отличница – все выучила, все понимает, но ничего поделать не может. Пока сама жизнь не предлагает ей экстремальный опыт в лице Вадима, чтобы она сделала шаг вперед.

«Пришлось жить в аэропортах: сон по три-четыре часа»

– Конечно. Но, Ваня, мне кажется, отлично чувствует такие вещи. В сценарии были супердраматичные моменты – я даже в шутку предлагала написать на постере «Комедия от создателя триллера «Сестры». (Смеется.) И мы даже их сняли, но Ваня многое вырезал на монтаже – например, самую трогательную сцену-флешбэк, где Вера обнимает свою обидчицу, и они вдруг вновь оказываются маленькими девочками. Я рыдала каждый раз, когда ее читала. Но в фильме ее нет. Мы все: «Ваня, как же так?» «Нет, нет – и точка, это был бы пережим», – говорит.

Ну и правда – не хочется снова в очередной раз говорить о том, как все плохо. Наверное, в этом и есть хрупкая красота нашего фильма – в преодолении стереотипов. Не кинематографических даже, а вообще. Мы же в жизни тоже поспешно судим о людях – мозг пытается таким образом защитить наше сердце от возможных тревог. Кто такой Вадим? Грубый, мрачный, тяжелый. Мог бы и улыбнуться из вежливости. Да зачем на такого тратить время? Или Вера – инфантильная девица. Наверняка же ничего не понимает в жизни – думает только о шмотках, тусовках, деньгах. Актриса, короче. А если мы заглянем в бэкграунд – то неожиданно обнаружим сложного, глубокого человека со своей драмой.

– Мы все время это обсуждали на площадке. Все парни говорили: «Точно нет». А я, как девочка, как Вера, говорила: «Конечно, они поженятся». (Смеется.) Если серьезно, в моей картине мира Вера и Вадим точно должны остаться близкими людьми. Их дальнейшие отношения необязательно должны принять форму влюбленности – ничего же романтического так и не случилось. И мне это нравится – как будто ничего не опошляет их историю. После пережитого они вышли из своей зоны комфорта и стали кем-то вроде учителей друг для друга. Поэтому я бы Вере советовала, конечно, как минимум периодически поддерживать связь с Вадимом – уж слишком это все похоже на провидение. Одна встреча – и жизнь просто меняется в одночасье. Я лично ценю такие случайности и никогда не забываю.

– Караван медленно тянулся к Уфе: я улетала на другие съемки и спектакли, команда делала паузу, перемещалась в другой город за это время. Я возвращалась – и мы продолжали. Дело в том, что незадолго до «Туда» стартовала «Девятая планета», а от роли у Вани я бы не отказалась ни за что. Пришлось жить в аэропортах: сон по три-четыре часа, но азарт – 120%. Пару раз просыпалась в машине с мыслью: «А это вообще какой город?» И сразу понимала: вот он, нужный тонус для Веры – вполне схоже с ее актерским графиком и темпераментом.

– Думаю, фильма два-три. Если два фильма и сериал, то это уже другое [самоощущение]. Сериалы обычно дольше снимаются, и при этом выработка больше. Все быстро – а хочется поддерживать уровень качества и оставлять время и пространство для творчества.

– Я всегда иду к режиссеру. Конечно, история мне тоже важна, но я верю, что классный человек, интересный творец не будет браться за абы что. Поэтому мне важно познакомиться, посмотреть в глаза. На предложение Вани я всегда говорю: «Я с тобой». Даже не читая сценарий – потому что я его знаю, знаю его человеческие качества, творческие. Может, звучит наивно, но для меня это первично.

«В «13-й клинической» все неоднозначно – и так интереснее»

– Мне важно всегда держать в голове всю цепочку, начало и конец [арки] – я даже схему себе рисую, куда мой персонаж идет. Кино же почти никогда не снимается последовательно, тем более сериал – все перемешивается, ты существуешь в хаосе, и важно держать нить. На «13-й клинической» это порой было особенно трудно, потому что и сам жанр, и сама небанальная история предполагают, что многие вещи принципиально не объясняются.

– Действительно, обе сущности, которые воюют между собой, – какие-то демонические, и ничего совершенного, светлого в мире сериала как будто бы и нет. Хотя в жизни, я думаю, все не так. Я как раз вижу четкую границу, где свет и где тьма. И все – будь то сценарий, фильм, человек – или по ту сторону, или по другую. И ты просто выбираешь, с теми ты или с другими. В «13-й клинической» все неоднозначно – и так интереснее! Меня после выхода сериала спрашивали: «Почему Яна Юрьевна так быстро забывает про своего похищенного ребенка?» А мне казалось, что все логично: ей же пересаживают сердце, и она лишается какой-то части своей старой личности. И если в прошлой жизни Яна была зависима от мужа, то теперь стала сильной, независимой. Ее подпитывает темная энергия предыдущего хозяина сердца. И все больше затягивает в эти больничные интриги. Но в последней серии с младенцем Яна вспоминает, что сама дала жизнь однажды. И как бы возвращается к внутреннему свету.

– В последнее время мне очень нравится идея гармонии в эклектике. Если ты живешь в жестком порядке, то лишаешь себя спонтанности и магии случайности. И напротив, нельзя совсем уж отрываться от земли. Поэтому, мне кажется, идеальная пара – это две противоположности. Один – безбашенный и воздушный, другой – очень земной, и тогда они уравновешивают друг друга. Для меня лучший исход – оставаться в большем хаосе, но так, чтобы тот, кто рядом, меня «приземлял».

– Не знаю, насколько это инфантильно, но я проучилась в МАИ один день. Просидела ровно одну пару – и забрала документы. Я, мягко говоря, не математического склада и поняла: чтобы быть полезной – надо молниеносно сменить направление. Только сейчас понимаю, что это был шаг в неизвестность. И, возможно, инфантильный.

– Вот и для меня тоже инфантильность ассоциируется скорее с безответственностью – когда ты должен что-то делать, а не делаешь. Но во взрослой жизни тоже нужно иногда... Например, позволять себе периодически отключать телефон и выходить на улицу без него на пару часов. Или совершать такие безумные поступки и прыжок в пустоту. Я верю в то, что волшебство и подарки судьбы начинаются где-то за этой линией.

«Для «Шошаны» я учила азы иврита»

– Я работала с режиссерами-авторами в камерных проектах и – честно – большой разницы между российским и европейским авторским кино по части продакшна не вижу. Как и положено профессионалам, все приходят с полной подготовкой и любовью к делу, поэтому на площадке рождается почти детский восторг: «Вау, мы творим что-то особенное».

Съемки у Майкла Уинтерботтома – отдельная история. Он не признает вагончиков и централизованных обедов: команда перекусывает, пока меняют свет или во время переезда каравана, а в выходные режиссер сам водит всех по маленьким особенным ресторанчикам – любит кормить и удивлять. Для него кино – почти сакральный обряд. Никакой хлопушки, зачастую даже команды «Мотор!» – и только в середине сцены понимаешь, что камера уже работает.

– Да, учила отдельно сами реплики и немного грамматику. Это уже моя вторая роль, связанная с немецким, – я на «Т-34» с ним соприкасалась и вот вернулась еще раз. Также и для «Шошаны» я учила азы иврита, занималась с коучем по британскому акценту. Мне все-таки важно понимать, о чем я говорю, понимать ритм языка, диалект. А для этого надо чувствовать структуру языка.

– Да, оба меня увидели в Каннах у Кирилла Семеновича [Серебренникова] в «Лете». Майкл даже проб не делал. Просто его продюсер прислал сценарий агенту с предложением. Я, конечно, переживала, это так ответственно – идти к такому большому режиссеру вообще без проб.

– После «Шошаны» у меня появился классный британский агент и что-то приходит, но я вообще довольно спокойно ко всему этому отношусь. На зарубежные истории надо закладывать полгода точно – поэтому не хочется тратить время на откровенно проходные вещи. Когда я буду готова к чему-то интересному, я уверена, это придет.

– Когда приезжают друзья, я действительно вожу их по любимым местам – но километров 15 точно придется пройти. Возможно, до ночи – Москву надо видеть в разном свете. Особенно мой любимый район Замоскворечье. Там у меня много секретных улочек, где сохранились классные исторические здания. Местами это напоминает Петербург – каналы, набережные. Здесь можно покататься на лодочке, пройтись по Малой Ордынке, зайти в «тайную» чайную, в Галерею Люмьер, купить редких книг и посмотреть картины. Затем свернуть на Пятницкую и зайти за пончиками (без сахара!), попить кофе на Садовнической с видом на воду.

Затем, конечно, я повела бы этого человека на Китай-город – там можно посмотреть, с чего начиналась Москва, какой мы ее сегодня знаем. Есть уютная галерея «Граунд Солянка», с приятной кофейней рядом. Еще из музеев я бы зашла в ГЭС-2. Очень красивое пространство и интересные выставки. Музей русского импрессионизма, конечно. Вообще меня питает фотография. Я очень любила старое здание Галереи братьев Люмьер – когда у меня было свободное время, я всегда туда забегала. Даже на 20 минут – для вдохновения. Все очень камерно, и много искусства на квадратный метр. Теперь многие работы оттуда можно встретить в МАММ, где реально увидеть очаровательную советскую новую волну. Сейчас, например, там выставка Наума Грановского... Но это мы уже оказались на Остоженке. Оттуда можно дойти до красивого храма – церкви Антипы в Колымажном переулке.

Потом мы с этим человеком поехали бы куда-нибудь – например, в Серебряный Бор. Я бы ему показала, какая «не-Москва» есть в Москве. Или бы заглянули в Переделкино. А если бы остались в пределах любимой Москвы, то переместились в Тверской район. Тут вечерняя программа – зайти в Булгаковский дом, затем в Большой на балет (классический или современный – на Новой сцене). Или на наш спектакль «Отцы и дети» в Театр Наций – тут мне, конечно, придется гостя ненадолго оставить в зале.