Мурат Абулкатинов: «Все мои спектакли — ностальгия по неслучившемуся»

М урат Абулкатинов — режиссер с узнаваемым почерком, каждый его спектакль становится ярким театральным событием. В этом году обе его премьеры — «Гамлет» в Театре на Таганке и «Дубровский» в Красноярском ТЮЗе — показали, какой может быть классика сегодня.

Ваши работы очень искренни и легки — в них есть «просвещенная наивность» или «прагматический романтизм», которые характеризуют метамодерн. И, похоже, нынешнее непростое время пошло театру на пользу — он вернулся к поиску истины, красоты и надежды.

Я не знаю, какой театр сегодня. Но думаю, что у людей изменились потребности. Я давно хочу проникнуть в метамодерн, но я не знаю, получается ли. Буквально вчера репетировали сцену, и я впервые не понимаю, как к ней относиться: в ней есть лирика, но не чистая, есть стеб, но он, скорее, ситуативный. И он попадает в какое-то место между лирикой, юмором, иронией, драмой. 

Шекспировед А.В. Бартошевич говорил, что по постановкам «Гамлета» можно судить о состоянии нашей страны.

«Гамлет», возможно, попал в болевую точку времени. Если угодно, то принц Датский, вообще, герой нашего времени. Мне любопытно исследовать тему героизма в нынешнем контексте. Мы лишаем Гамлета героизма, и он для нас становится героем. А когда наделяем Дубровского героизмом, то он перестает быть для нас героем. В этом парадокс времени и того, как оно работает с классическими текстами. Например, во время репетиций «Дубровского» многие актеры сказали, что не доверяют главному герою как человеку. Но сейчас вы сказали о метамодерне, и я сначала немного расстроился, ведь в моем новом спектакле есть что-то и постмодернистское, тема разрушения в том числе.

Спустя 45 лет «Гамлет» снова на сцене Театра на Таганке: сегодняшний принц Датский уже не хочет мститьПресс-служба

Да, совсем не было задачи вызывать сомнение, но, с другой стороны, вы и без этих вопросов наверняка человек сомневающийся, как человек творческий. 

Да, и потому я успел подумать, что интуиция и чувствование — они мощнее, это превосходит меня. Это история столкновения старого и нового. Отцов и детей. Может быть, что-то родится в столкновении этих двух понятий: постмодернизма и метамодерна, посмотрим. Мне кажется, в моем случае, это не позиция, это внутренний запрос. В «Гамлете» главное достижение — передать личное ощущение. Первые мои спектакли были дальше от меня как от человека, но с каждой моей работой удавалось все больше приблизиться к себе. Вот это моя личная победа — не боятся этого ощущения. 

Вы говорите об интуиции и сознании, их еще сравнивают с понятиями детскость-взрослость. Но повзрослеть — это как? 

Мне задавали вопрос: ты ощущаешь себя взрослым? А я не понимаю, как это. Если речь об ответственности, я готов ее брать. Но если фокус на логике и рациональном, то тогда я отказываюсь от взрослости. Ведь многое, что нас куда-то ведет — в жизни, в работе — оно иррационально.  

«Дубровский» в Красноярском ТЮЗе — история стремительного взросления, когда роковые обстоятельства заставляют главного героя действовать, не думая о принципахПресс-служба

Да, иррационально или бессознательно. А что вы, как режиссер, решаете в том, что вы делаете? 

Раньше мне казалось, что у меня есть какая-то проблема и я с ней взаимодействую. Потом я понял, что уже не так. Последние мои работы — про мир, в котором хочется побыть. Мои спектакли — это ностальгия по неслучившемуся. Пребывание в некоей ситуации. В «Гамлете» хотелось посмотреть на то, что произойдет если он будет вести себя по-другому, лишить его мести. И стала понятна простая, казалось бы, мысль, что ты можешь придумывать что угодно, но ты не изменишь финал. Не в твоих силах его изменить.

Тяжело иметь дело с уже готовыми спектаклями?

Мне сложно, да. Проходит время, и они тебе как будто уже не принадлежат. Некоторые долго не отпускают. Например, я год ходил в Театр Наций на «Десять посещений моей возлюбленной», на каждый спектакль. Я, как человек, меняюсь, и раньше если я все контролировал, то на репетициях «Гамлета» было уже по-другому, больше свободы. Мы поговорили, и артисты пошли пробовать. Это про отсутствие контроля. Пройдет время и я посмотрю этот спектакль, но уже после такой дистанции.

Декорации в «Дубровском», как и во всех спектаклях М. Абулкатинова — лаконичны и убедительныПресс-служба

То есть чтобы оценить, нужно отойти в сторону?

Да, нам еще Сергей Васильевич Женовач говорил, что перед премьерой надо на время отойти в сторону, увидеть в спектакле чужое. Но у меня не всегда получалось. Когда спектаклей становится больше, уже невозможно дрожать за каждый. Ты уже понимаешь, что это еще один этап. Да, можешь при этом испытывать тоску. Ну то есть смотришь и думаешь, что на этом этапе ты размышлял вот об этом. И какое-то желание поразить — юношеское и максималистское желание — оно ушло. Ты просто исследуешь какую-то тему, какой-то смысл, каких-то людей, которые тебе симпатичны или не очень. Исследуешь сопряжение мира, реальности с этим — что это вообще такое.

 Какой спектакль дольше всего не отпускал?

«Десять посещений моей возлюбленной» в Театре Наций. К одноименному роману В. И. Аксенова относятся по-разному, но я всегда обожал его. Читал — и не мог остановиться. Дочитал, идя по улице. Я жил романом, жил в этом мире. А потом возникло предложение от Театра Наций поработать с ребятами, выпуском Кудряшова 2022 года, с которым я уже ставил «Июльский дождь» в Музее Москвы. Мы съездили в экспедицию на родину автора, в деревню Елань Красноярского края. Здорово проводили время: вместе сочиняли историю и получали удовольствие. А потом все эти задумки начали воплощаться на сцене. Это были бесконечные репетиции, встречи без выходных, на которых мы постоянно говорили и говорили. Я засыпал и думал, скорее бы прошла ночь, чтобы снова увидеться. 

«Десять посещений моей возлюбленной» в Театре Наций — тонкий рассказ о первой любвиПресс-служба

 А с «Гамлетом» у вас сейчас какие отношения?

Я пока ни разу его не посмотрел вместе со зрителями. Не потому, что не получается, просто пока не могу. Но мне важно увидеть три сцены — появление Гамлета в Эльсиноре, разговор у гроба, сцена с Офелией. И, конечно, монолог «Быть или не быть». Это очень тонкая грань игры и говорения от себя напрямую. Мне интересно, как это работает на зал. Мне было важно, чтобы Сергей Кирпиченок, играющий Гамлета, вышел и говорил о тех вещах ровно настолько искренне, насколько он их ощущает. Мы долго над этим бились. Он очень хотел каким-то словам придать смысл, искал форму, просил, даже требовал от меня. А я отказывался. Мне было важно, чтобы он был здесь и сейчас, каждый раз примеривал на себя понятие «быть или не быть». И представлялось ощущение исчезновения и присутствия. И чтобы он словно проверял: все ли об этом задумываются? И что между быть или быть — быть все-таки важнее.

Не покидает чувство, что спектакль сделан от чистого сердца.

Я был в жутком стрессе от масштаба происходящего, когда мы его ставили. Это должно быть событием, думал я. Вот сейчас мы такое устроим! И как-то раз я попросил прогнать все сцены. Посмотрел и понял, что вижу прямо противоположное тому, что задумал. Я собрал артистов и сказал им: «Ребята, мы больше не сражаемся за лучший спектакль сезона. Мы говорим на таком уровне, на каком можем». Отказ от желания победить поменял полюса и это стало тем, что есть. Мне близки истории история взросления и взаимоотношений, потери юности. Это может быть как раз мое нежелание взрослеть. Гамлет, например, вынужден взрослеть, но он отказывается. «Десять посещений моей возлюбленной» — тоже об этом.

В «Гамлете» Мурата Абулкатинова история отношений принца и Офелии — отдельная сюжетная линия

Может, это еще и про желание задержаться в определенном миге, как во влюбленности. 

Это серьезная тема — этот переход, утекание времени. В романе «Десять посещений..» я зацепился за строчку «это было вчера». Ты пытаешься насладиться, но каждая встреча — это уже вчера. Сейчас мне кажется, что я меняюсь. Многое уже проговорено, хочется пойти дальше. И меня волнует вопрос подлинности чувств, истинности. Поэтому возникает «Обломов», он будет в новом сезоне. Или следующая работа в Театре на Таганке, пока не могу сказать название. Был момент — не стало момента. Ты любил — и вот уже нет. И что? Если я чувствую, то я уязвлен? И это завладевает мной. Это очень современная тема. Что такое настоящее чувство, а что нет? И вот этот симулякр этого чувства и жизни — в «Дубровском» это тоже исследование реальности: это игра или подлинность? Это подражание или такова жизнь? Может возникнуть путаница. Мы все время подражаем некоему шаблону — это может касаться любви или отсутствия любви, агрессии или доброжелательности. Мир наполняется чужими смыслами, и трудно докопаться, а какие твои. И тут мы подходим к тебе идентичности и аутентичности. Это я исследую уже в «Тихом Доне», еще одной премьере 2026 года в Театре Наций. Кто такой Григорий Мелехов — красный или белый? Казак или турок? Вечное несоответствие реальности…

Какая ваша мечта как режиссера?

Всегда хотелось, чтобы люди, которые играют в моих спектаклях, познакомились и превратились в одну большую компанию. Если про практичные мечты — хочу поставить спектакль с немецкими артистами или оперу. В театре мы ищем интонацию и пространство, ситуация, музыка, все ведет к тому, как мы будем текст говорить. А опере это уже заложено. Музыка и игра со смыслом — это интересный конструкт.