Как редактировали фотографии во времена, когда не было фотошопа

Можно ли, глядя на фотографию, с уверенностью сказать, что это историческое свидетельство, подтасовка фактов или совершеннейшая фальшивка? Можем ли мы доверять фотокамерам или должны исходить из того, что снимки лгут? Именно этими вопросами задаешься на выставке «Подделки: фальсифицированные фотографии в дофотошопную эпоху» в Метрополитен-музее Нью-Йорка. Оказывается, фотографы манипулировали со снимками задолго до того, как появление цифрового редактирования подорвало нашу веру в подлинность фотографии.

Куратор выставки Миа Файнман полагает, что фотография с самого начала зависела от «здоровой дозы обмана». Действительно, иногда, чтобы подчеркнуть подлинность, иллюзия была практически необходима. К примеру, из-за ограничений технического характера на первых снимках небо выходило высвеченным. Карлтон Уоткинс решил эту проблему, склеив два негатива. На оригинальном отпечатке 1867 года утесы на реке Колумбия упираются в бело-молочные небеса, зато на последующих отпечатках над скалами появились изящные пушистые облака, взятые с другого негатива. В результате искусственная картинка стала выглядеть более естественно.

Черно-белые фотоматериалы не мешали первым виртуозам-фотографам экспериментировать с цветом. В 1850 году Альберт Сэндс Саутворт и Джосайя Джонсон Хоус с помощью пигментной пыли создали восхитительный фотопортрет юной девушки, позолотив ее волосы, придав щекам румянец и выкрасив ее платье в фиолетовый и светло-зеленый. Другие предпринимали более неуклюжие попытки. К примеру, портрет Сьюзан Дэвис, сделанный в неизвестной фотостудии в 1865 году, выглядит откровенно раскрашенным. На ее платье видны следы кисти, а пасторальный пейзаж за окном кажется подозрительно ярким.

Миф о беспристрастной линзе объектива просуществовал недолго. Уильям Мамлер открыл в Нью-Йорке студию, где любой желающий мог сфотографироваться со своими умершими родственниками, появлявшимися на снимках в виде слабой белой тени. Какое-то время его афера работала, но в 1869 году Мамлеру предъявили обвинение в мошенничестве. «И кто теперь может верить фотографии? – огорченно вопрошал один газетный колумнист. – Фотографии ценили за то, что они не врут, но мы получили свидетельство того, что их можно заставить лгать самым убедительным образом».

И они действительно лгали. Как, например, снимки Эрнеста Эжена Аппера, сообщавшие о «зверствах» французских повстанцев во время Парижской коммуны 1871 года. Аппер использовал моделей для имитации преступлений, фотографировал и заклеивал их лица портретами настоящих повстанцев. Затем он переснимал коллажи и получал неопровержимые «доказательства». Манипуляции Аппера открыли новые горизонты для пропаганды: Файнман показывает нам, как советская власть заставляла в буквальном смысле исчезать репрессированных людей с иллюстраций в учебниках истории.

Фотохудожники выступали то за полную строгость, то за творческий подход. В конце XIX века Эдвард Стайхен сделал известный портрет Родена – в виде размытого призрака. Он использовал двойную экспозицию, ретушь, фотоувеличение, что позволило добиться максимально мягких тонов и резкого контраста. Спустя несколько лет сверхреалист Альфред Стиглиц отверг эффектные методы своего друга и выступил за «чистую фотографию». Таким образом вновь возник миф о том, что камера может и должна служить совершенно прозрачным окном в мир.

В последнее время сомнения вновь вошли в моду: критики-постмодернисты начали относиться к понятию подлинности как к заблуждению. И это не просто ученый спор: цифровая ретушь окончательно подорвала веру в то, что камера говорит только правду. Как пишет Файнман, «цифровая фотография и фотошоп научили нас по-новому думать о фотографическом изображении – как о потенциально подретушированном образе, сильно, но всегда опосредованно напоминающем оригинал».

До 27 января, www.metmuseum.org

(FT, 12.11.2012, перевод Сергея Петрова)