Взрыв в Минске крайне невыгоден белорусскому президенту и его окружению
Сотрудники спецслужб разных стран и аналитики расходятся в версиях об организаторах взрыва в минском метро. Но реакция Александра Лукашенко на теракт, жесткие и быстрые действия белорусских силовиков против авторов и распространителей слухов о новых взрывах в Минске (уже трое арестованы), наконец, предостережения, сделанные прокуратурой СМИ, – о недопустимости публикации непроверенных сведений скорее говорят против «самострела» Лукашенко. Да и сразу после посещения места трагедии белорусский президент выглядел непривычно обескураженным. Твердокаменная жесткость и уверенность вернулась к нему на совещании с силовиками.
Взрыв в Минске, тем более сопряженный с массовыми по местным меркам жертвами, крайне невыгоден белорусскому президенту и его окружению. Он нарушает главное условие негласного контракта с народом: белорусы отказываются от влияния на политику, а за это получают гарантированный (пусть и невысокий по сравнению с соседями) уровень благополучия и безопасность повседневной жизни. Сравнение спокойного течения местной жизни с бурными политическими событиями на Украине и регулярными терактами в России – излюбленный прием белорусской официальной пропаганды.
В Минске понимают, что местным обывателям после долгих лет бедной, но тихой жизни будет трудно свыкнуться с материальными лишениями, которые уже начались, но еще хуже будет, если их дополнит постоянный страх за жизнь и здоровье. Лукашенко будет трудно объяснить провалы спецслужб и – если говорить шире – государства в борьбе с политическим террором и происками политических противников при отсутствии смертников с религиозной или личной мотивацией.
Проблема Лукашенко и его режима – в нем самом. Жесткая конструкция, базирующаяся на единственной опоре, неплохо выглядит в условиях стабильности, но опасна в чрезвычайных обстоятельствах. В отличие от демократической страны, где ответственность за неурядицы разделена между многими субъектами политики и экономики, лидер, регулярно подчеркивающий «государство – это я!», вынужден сам расплачиваться за персонификацию власти.