Андрей Колесников: Невидимое правительство

Нет, невидимое оно не в том смысле, что компактное, либеральное, состоящее из адептов laissez-faire. Его не замечают граждане: по-настоящему узнаваемые фигуры в кабинете министров, как свидетельствует исследование ФОМ, – лишь Сергей Шойгу и Сергей Лавров. Но они, во-первых, уже очень долго пребывают наверху и, во-вторых, давно ходят в статусе телевизионных знаменитостей. Третий по узнаваемости в правительстве – это Виталий Мутко, прославившийся ключевой фразой «лет ми спик фром май харт ин инглиш». Но опять же спорт – страсть миллионов, в качестве орнамента к этой страсти проходит и фамилия профильного номенклатурного начальника. Характерно, что четвертый и последний сколько-нибудь узнаваемый член кабинета – это министр внутренних дел Владимир Колокольцев. Возможно, специфика его деятельности обращает на себя внимание. К тому же с его именем все-таки связываются надежды на реформу трудно поддающейся реанимации полицейской сферы. В остальном правительства в сознании людей фактически не существует. Что, впрочем, вообще ничего не говорит о том, хорошее оно или плохое. В политической системе, где власть сильно персонифицирована и, если угодно, деинституционализирована (в ней и единственная значимая фигура, и одновременно единственный институт – это Владимир Путин), узнаваемость, влияние, роль министров не могут быть велики. Это не сталинские наркомы или члены правительства реформаторов-камикадзе.

Иногда узнаваемость того или иного министра не соответствует его реальному аппаратному и политическому весу. Например, министра финансов Антона Силуанова узнает всего 3% респондентов. Степень же его влияния явно превышает эти границы.

Скандалы и критика способствуют узнаваемости – и эта слава, например, преследует министра образования Дмитрия Ливанова, про существование которого знает 9% опрошенных. А насколько «открытое правительство» открыто (или, точнее, освещается по телевизору), можно судить по рейтингу Михаила Абызова – 1%.

Симптоматично, что, не зная о деятельности того или иного министра, респонденты заранее выносят каждому из них приговор: работает плохо. Положительный баланс у очень немногих – тех же Шойгу, Лаврова и Колокольцева, например.

Но опять же – виновато ли в этом правительство как институт государственной власти? Может быть, последовательная дискредитация этого института и режим ручного управления из одного политического ЦУПа снизили статус кабинета министров в глазах населения? Респондентов спрашивают: «От кого зависит положение дел в вашем регионе?» Правительство в списке ответов оказывается на последнем месте. Выше его даже парламент. На первом месте, естественно, главный социальный лифт и разруливатель – президент. Причем его роль выросла с 15% в 2010 г. до 37% в 2013-м.

За деятельностью правительства постоянно следит все меньше людей – 18% опрошенных в 2013-м против 27% в 2009 г.

Можно эти данные конспирологически рассматривать как часть кампании по дискредитации Дмитрия Медведева. А можно – как приговор системе, где единственный орган власти называется «Путин».