Вечная Библиотека Екатерины Гениевой

Осенью 2012 г., когда отмечалось 90-летие Библиотеки иностранной литературы, на электронный адрес ее директора Екатерины Гениевой пришло письмо от Людмилы Улицкой. Оно начиналось словами: «Дорогая моя...» «И я сначала подумала, что это она обращается ко мне», – говорила энергичная и ироничная Екатерина Юрьевна. Оказалось, что это было письмо Библиотеке. Возможно, единственное в мире: «Я благодарна тебе и всем твоим сотрудникам – от директора до уборщицы – за ту атмосферу, которую надышали в твоих стенах. Это атмосфера культуры... Науку можно использовать в самых гнусных целях, а вот с культурой это не получается: если ее направлять в антигуманных целях, она перестает быть культурой и умирает... Ты всем нам нужна, без тебя и твоего дела мы одичаем и потеряем человеческий облик».

В 1989-м «Иностранка» стояла на пороге одичания. Давно закончилась эпоха Маргариты Ивановны Рудомино, основательницы Библиотеки и ее директора в течение более чем полувека, завершился и период директорства Людмилы Гвишиани-Косыгиной, сильно повредившей «экологическую среду» ВГБИЛ, но не разрушившей ее до основания. Минкульт СССР прислал новое начальство, скорее номенклатурное, видевшее во ВГБИЛ всего лишь окошко по выдаче книг – и уж во всяком случае отнюдь не борхесовскую Вселенную. Академик Дмитрий Лихачев называл эту историю с новыми назначениями более опасной, «чем пожар в книгохранилище».

И тогда хранители экологии библиотеки, всего того, что было «надышано» за десятилетия, восстали. Совет трудового коллектива, который возглавила научный сотрудник ВГБИЛ, комментатор «Улисса» Джеймса Джойса Екатерина Гениева, выразил вотум недоверия новому руководству.

Война длилась несколько месяцев. А 30 октября 1989 г. директором был избран Вячеслав Всеволодович Иванов. Он тяготился гигантским объемом административно-организационной работы, и потому было принято решение передать управление Библиотекой Гениевой.

И вот тогда-то состоялся разговор Екатерины Гениевой с отцом Александром Менем. Так уж получилось, что он был единственным человеком, чье мнение могло стать решающим – становиться директором ВГБИЛ или нет. «У меня нет времени на административную работу», – быстро, как из пулемета, говорила Екатерина Юрьевна. «Почему?» – спросил отец Александр. «Я филолог, я пишу». – «Вы что, Лев Толстой?» И произнес пророческую, в сущности, фразу: «Время вам пошлется».

Да, четверть века. До самой кончины – на работе. Ниспосланное время позволило превратить ВГБИЛ в диалоговое и культурное пространство. Очень свободное. Как сама Гениева говорила о дворике Библиотеки, где стоят самые разные памятники самым разным людям: «Здесь дети играют на коленях у Джойса». Современное пространство, но с невыветрившимся духом старой библиотеки, которая пропитана лучшим запахом в мире – запахом книг, и с возможностью тактильного контакта с ними, а значит, контакта со временем. Пространство, где все двигалось и жило, которое и сама директор наполняла собой, быстро проходя по читальным залам, культурным центрам, лестницам.

Как и Маргарита Рудомино, Екатерина Гениева обладала способностью разговаривать с государством. С чиновниками Минкульта и с президентом Венесуэлы Чавесом. Для этого нужно терпение. И такая позиция, чтобы уважали и не могли сломать. А в хозяйстве у нее то, что было и остается гордостью Библиотеки именно что иностранной литературы, – иностранные культурные центры, от иранского и венесуэльского до американского. Кто же знал, что наступит время культурной архаики и американский центр окажется бомбой, заложенной под Библиотеку?

Екатерина Юрьевна не дала его закрыть. Вообще не давала сделать ни одного шага в сторону опошления Библиотеки. Равного ей тяжеловеса и просветителя-либерала в библиотечном мире нет. Да пожалуй что и вообще в мире российской культуры.

Вот в чем ловушка: Гениевой нет – и теперь будет все дозволено.

Министр Мединский, конечно, хотел снять ее с должности. Атаки и проверки шли одна за другой, разговоры были тяжелыми. Вообще говоря, оскорбительными для Екатерины Юрьевны. Но за ней были дело и коллектив. Она, будучи невероятно простой и дружелюбной – т. е. интеллигентной – в общении, осознавала свой масштаб и свою миссию. Она была хранительницей тех книг, которые превращают человека в человека – думающего, а значит, опасного для государства того типа, которое сформировалось в современной России. Отправить Гениеву в отставку не удалось.

«Мы созданы из тех книг, которые прочитали», – говорила Екатерина Юрьевна. И эта метафизическая правда в политическом смысле безжалостна к некогда «самой читающей стране». И к ее управленцам, для которых «Иностранка» Екатерины Гениевой – прямой враг, «национал-предатель»: 5 млн единиц хранения – это «пятая колонна», это книги на 144 языках, изучать которые наши депутаты считают опасным для государственности. А еще опаснее – превращение Библиотеки в коммуникационное пространство. Гениева рассуждала: «Библиотека – это ведь не каталожные карточки или электронные записи. И даже не просто хранилище книг. Борхес говорил, что книга мертва до той поры, пока ее не коснется тепло человеческих рук. Но эпоха Гутенберга, признаемся себе, кончается, интернет становится другой формой бытования книги. И библиотека перестает быть хранилищем «глиняных табличек». Библиотека – это диалоговая структура, место, где происходит межкультурный, межконфессиональный, межэтнический диалог».

Кстати, хорошо о формирующей человеческий мозг функции Библиотеки сказал, поздравляя в 1997 г. ВГБИЛ с 75-летием, Борис Ельцин, тот самый человек, который другому человеку завещал «беречь Россию»: «...наперекор замыслу быть идеологическим фильтром, она (Библиотека. – А. К.) стала тем «окном в Европу», через которое проникал свежий воздух и не давал задохнуться в удушливом информационном застое».

А потом появилась еще одна сила, с которой Екатерине Гениевой предстояло бороться, – рак.

И здесь она на сдавалась, веря в то, что время, которое ей послано, хотя и невероятно спрессовано, тем не менее должно быть использовано для дела. Старалась даже не избегать публичных выступлений – и это после тяжелых операций...

Библиотека, согласно Борхесу, существует ab aeterno, вечно. Но вечность – это труд, это, говоря в терминах Мераба Мамардашвили, у с и л и е. И без этого философски понимаемого у с и л и я, на которое Екатерине Юрьевне Гениевой было послано время, даже Библиотека могла потерять свое главное свойство – вечность.

Автор – руководитель программы Московского центра Карнеги