Когда несогласие – это преступление

Предложение наказывать за пособничество в введении санкций против России фактически запрещает критику власти и ее ближнего круга

На ком лежит ответственность за введение международных санкций в отношении России? Во вторник Дума в первом чтении единогласно приняла законопроект, который однозначно отвечает на этот вопрос: виноваты не те, кто создал условия для введения санкций, а те, кто сообщил о создании таких условий. Эта уже классическая для современного российского законотворчества логика переноса вины и ответственности с себя на «того парня» – фактически наказание для любого, кто не согласен с политикой последних лет и не считает ее результаты предметом для гордости: с принятием этого закона – а шансы велики – политические разногласия перейдут в категорию уголовных преступлений.

Формулировки закона размыты – впрочем, это давно уже не мешает ни законодателям, ни правоприменителям. Согласно законопроекту за «умышленные действия», «способствующие» введению иностранных санкций против российских «частных и публичных субъектов», можно будет получить три года колонии, в том числе за «передачу сведений» и иные «умышленные действия», которые «привели или могли привести» к санкциям.

Законопроект трудно счесть правовым, констатирует профессор права НИУ ВШЭ Илья Шаблинский: «Объективная сторона состава преступления сформулирована совершенно расплывчато, что открывает широчайшее поле для произвола». Под формулу «действия, способствующие» можно подверстать практически все, что угодно. Уточнение «умышленные» ясности не добавляет: подразумевается, что человек предвидел, желал и осознавал последствия, но как доказывать обратное? И что такое «передача» и «распространение» сведений – считать ли им любое публичное высказывание?

Под подозрением могут оказаться не только правозащитники, оппозиционные политики, аналитики, расследователи-журналисты, но и, например, Forbes, рейтинг российских миллиардеров которого, как отмечали эксперты, лег в основу прототипа списка фигурантов новейших американских санкций: понять, что тут, например, профессиональная деятельность журналиста, а что – преступление, из закона нельзя. Все это можно было бы счесть недоработкой, но положительный отзыв на законопроект прислал Верховный суд, не имеющий замечаний «концептуального характера».

Фактически под категорию нового преступления попадает все, что так или иначе идет вразрез с позицией российской власти, – вся та политическая и общественная полемика, которая еще уцелела в стране, где «мест для дискуссий» становится все меньше. Это заявка и на цензуру слова, и на цензуру мысли. То, что закон предполагает избирательное правоприменение, следует из уверенности депутатов, сенаторов, министров и других представителей власти, что к ним положения новой статьи Уголовного кодекса не могут быть применены. В этом есть своя ирония: получается, те же депутаты и сенаторы не считают, что их слова, решения и действия имеют какие-либо последствия, зато впечатляющий политический вес обретают те самые несогласные, которых власть хочет считать малочисленными и маломощными. Понятно, кто здесь власть, но кто здесь сила?