Главный архитектор Москвы о силе искусства, отношении ко времени и опережающей мировые тренды столице
О том, как обстоят дела с московской архитектурой, вы рассказываете довольно часто. А мне бы хотелось поговорить про то, что происходит в других городах и странах. Какие общемировые тенденции вы наблюдаете в архитектуре?
Начнем с немножко бравурного заявления. Может быть, это прозвучит как какая-то суперизбыточная вера в то, что мы делаем в Москве, но я считаю, что мы идем впереди трендов. Я начал внимательно наблюдать за международным контекстом со студенческих времен, когда еще не было интернета и, чтобы смотреть международные проекты, надо было ходить в библиотеку, – в МАРХИ была периодика, черно-белые ксероксы иностранных журналов. Это было очень интересно, и то, что мы видели, сильно отличалось от того, что строилось в Москве в 1990-х (я поступил в 95-м). Мы понимали на тот момент, что вообще не в мировом контексте. Те, кто послабее, считали, что мы просто родились не в той стране и не в том городе, чтобы делать современную архитектуру. А романтически настроенные студенты, одним из которых был я, наоборот, думали, что это круто: и хорошо, скоро мы всем покажем!
При всем при этом я понимал, что модно, что не модно, у нас были свои кумиры, свои любимые проекты, и, в общем, было понятно, что мир высокой архитектуры вошел в начало 2000-х и даже 2010-х с модой на довольно минималистичные вещи, это все в целом такое развитие, я бы сказал, идей даже еще не Ле Корбюзье, потому что у него были более сложные, мне кажется, вещи, а, скорее, Мис ван дер Роэ: его Сигрэм-билдинг был иконой стиля. То есть делать довольно простые, четкие, ясные формы – это был, наверное, «маст» того времени.

И я считаю, что мир архитектурной моды очень сильно развернулся с тех пор, и горжусь тем, что мы в Москве развернулись, если не самые первые, то одни из первых точно, делая вещи заметно более эмоциональные, яркие, которые в начале пути часто подвергались критике, потому что якобы были нескромные. То есть общая тенденция от мировых архитектурных интеллектуалов, которых можно увидеть на Венецианской биеннале и на других международных форумах, – это то, что современная архитектура должна быть максимально скромной, потому что все крутое уже построено и надо не мешать.
Но ясно, что студент, который учится на архитектора, делает это не для того, чтобы быть скромным, а чтобы быть, наоборот, нескромным максимально, иначе зачем вообще приходить в эту сферу. И непонятно, откуда установка, что нам сегодня уже не надо делать что-то яркое, впечатляющее и крутое, потому что оно уже сделано. На мой взгляд, это идет против самой сути архитектуры.
«Непонятно, откуда установка, что нам сегодня уже не надо делать что-то яркое, впечатляющее и крутое, потому что оно уже сделано. На мой взгляд, это идет против самой сути архитектуры»
Что такое архитектура, откуда она взялась и почему ее нет ни у кого, кроме людей, – должны мы спросить себя, чтобы ответить на вопрос, куда вообще движется тенденция. Архитектура имеет очень важную характерную черту – она всегда меняется.
Интересно, я никогда не думала об этом в таком ключе.
А чем архитектура отличается от просто какого-то сооружения, у которого есть некая функция? Я вам скажу. Во-первых, она всегда меняется, это важная ее черта. И, во-вторых, она не просто меняется, у нее есть повод для этого. Потому что у людей, пользователей архитектуры, есть запрос на удивление, на чудо и на эмоциональный отклик. Это абсолютно ментальная составляющая. Ее больше ни у кого, кроме представителей человеческого вида, нет. Потому что, если бы это было, то и птичьи гнезда, и муравейник, и осиные улья менялись бы.
Архитектура современного модернизма, авангарда тоже в свое время реализовывала запрос на чудо. Если смотришь, например, на ультраконструктивистское авангардное здание Моисея Гинзбурга (Дом Наркомфина. – Прим. ред.) в том окружении, в котором оно возникло, то понимаешь, что это абсолютно чудесное произведение. Оно поражает воображение, потому что вокруг колышется море почерневших от света крыш деревянной Москвы, и ты понимаешь, что это белоснежный корабль, который плывет в этом море. Или ты видишь посреди архитектуры Манхэттена, неоготики и ампира, черный бокс Сигрэм-билдинг Мис ван дер Роэ, жесткий и очень правильный, и это тоже неожиданность.

Но понятно, что, когда эта мода начинает повторяться, она перестает быть неожиданностью, перестает быть крутой и удивлять. Поэтому я считаю то, что весь мир сегодня, на мой взгляд, по крайней мере, развернулся в сторону архитектуры с ярким эмоциональным окрасом, того, что я называю для себя «эмоциональным техно», свершившимся фактом. Притом что также фактом является то, что, когда мы начинали делать в Москве, например, проект парка «Зарядье», это было еще абсолютно вне тренда. Я очень благодарен нашему мэру Сергею Семеновичу Собянину за его визионерский взгляд и доверие, без него этот проект не мог бы состояться. Мы проходили все фазы дискуссии. Я считаю, что это естественный возврат к эмоции и чуду в архитектуре. Я его вижу во всем мире и рад, что мы этим занимаемся с самого начала. Тот же «Бадаевский» делался швейцарцами Herzog & de Meuron. Я думаю, что это самый яркий проект во всей их карьере, и не случайно, что он возник в Москве.
Какой город вам кажется самым интересным с точки зрения архитектуры, не обязательно современной?
Города прекрасны тем, что они сильно разные. И, к счастью, самый интересный невозможно выделить, тем более что я не везде был и считаю, что оценивать города, где ты не был, просто не очень правильно.
Но есть общепризнанные. Например, Нью-Йорк – очень интересный город, и понятно почему – там много разной архитектуры. Там есть слои, как и в Москве: есть старая архитектура, старый контекст, а есть архитектура очень новая. На это здорово и интересно смотреть, на тот же Vessel Томаса Хизервика, который он сделал какое-то время назад. Лондон интересен по тем же причинам. Что еще? Буэнос-Айрес – очень крутой город в архитектуре, и я рад, что там побывал. Очень классные, интересные здания, но эта вся интересность, к сожалению, обрывается эпохой брутализма. И новые современные проекты там немного есть, но они не суперизвестные. Очень интересный город Гонконг, кстати, где тоже много разного – и колониальная архитектура, и современная. В Китае много интересного, в Японии.

К разговору о городах, странах, путешествиях. Я знаю, что вы недавно были в поездке по Русскому Северу. Расскажите о ней, пожалуйста.
Да, это был мой отпуск. Мы ездили с семьей, я возил часть своих детей, мальчиков, и друзьями – семьей Грековых, тоже архитекторов. У нас был большой маршрут, мы проехали от Петербурга через Ладогу, потом Рускеала, дальше Соловки и «Китовый берег» в Мурманской области, это уже самый Север. Ехали на машинах, на багги, на великах… Побывали в труднодоступных местах, все это действительно очень красиво и впечатляюще. Я, честно говоря, думаю, что это был лучший отпуск в моей жизни. Все это можно смело рекомендовать как какое-то богатство нашей страны и возможность получить совершенно невероятное впечатление.
Местами это был экстрим на грани физического выживания. Я там травмировался, проводя спасательную операцию, когда часть нашей команды застряла в лесу. А местами и нормально. Но это Север, довольно крайний, притом что все говорят, что там тоже глобальное потепление, погода меняется и стало мягкое лето. Были часы, когда даже на «Китовом берегу» на Баренцевом море температура поднималась до 24 градусов, но, тем не менее, она потом могла за сутки опуститься до 6 градусов с сильным ветром и дождем. То есть мы брали зимние вещи, и там постоянно происходил процесс смены одежды, сушки, стирки. Там нужно в этом плане мобилизоваться, чтобы не заболеть.
Вы не только архитектор, но и художник. Запланированы ли у вас в этом сезоне выставки?
Конечно, я все время нахожусь в процессе подготовки различных проектов со своей командой, в дальней перспективе – один персональный в крупном московском музее. А в конце сентября в Центре «Зотов» при моем участии открылась выставка, посвященная искусству архитектурных макетов «Внутри города», очень рекомендую посетить всех интересующихся. Остальное будем обязательно анонсировать!
Какую роль искусство вообще играет в вашей работе?
Абсолютно доминирующую. Я считаю, что искусство – это начало всех начал, и навыки творчески подходить к задачам (а в архитектурном проектировании все задачи нестандартные) воспитываются в первую очередь искусством. Так что искусство для меня – это тренировка мозга, которой я занимаюсь непрерывно, как и тренировкой тела.
Я бы хотела поговорить с вами о том, как вы тратите время. Мне кажется, что у архитекторов в принципе со временем какие-то свои отношения. Потому что, когда проектируете здание, вы планируете, что оно простоит если не века, то десятилетия точно…
Это, конечно, так. Это диалог с вечностью, и мы по крайней мере верим в то, что это будет надолго и нас переживет. В этом плане архитектор счастливый человек, потому что может сделать что-то, что после него останется. Хотя, если порассуждать, любой человек, который хорошо делает то, что он делает, создает что-то, что так или иначе его переживет. Это касается не только любого вида искусства, но и любой полезной качественной деятельности, врачебной, к примеру. Это история немного про царствие небесное и то, как туда попасть. У архитекторов дорога туда понятна: делай хорошие проекты, относись к их реализации ответственно – это и есть ключ к тем вратам.

Но это если говорить о времени в длинной перспективе и рассуждать философски. А есть время, которое течет каждую минуту, и туда надо уместить все свои активности, попытаться, чтобы полезных было много, а бесполезных мало. И в этом смысле время для архитекторов значит все то же самое, что и для всех остальных. Просто есть клишированные вещи. Мы привыкли, что архитектура для большинства людей ассоциируется с чем-то старым. Когда говоришь слово «архитектура», подавляющее большинство вспоминает о Парфеноне, Колизее, египетских пирамидах. Даже Эйфелева башня уже довольно старая. И даже Гауди – самый популярный архитектор по запросам в интернете – тоже уже довольно давно умер. И вроде кажется, что архитектор – это тот, кто делает то, что долго существует. Поэтому мне кажется, с одной стороны, да, вы правы, есть вот эта особенность постоянного размышления о том, как это все будет смотреться через сто лет. С другой стороны, вроде как и нет.
Как вы проводите свое свободное время? Оно у вас вообще есть как таковое?
Слушайте, рассуждение про свободу и свободное время – это очень сложно. Перечитайте концовку «Войны и мира» Толстого, где он рассуждает на тему, что такое вообще свобода и несвобода. С одной стороны, я свободен поднять руку. С другой – ты не можешь поднять ее туда, куда тебе сустав не позволяет. То есть ты, с одной стороны, свободен, а с другой – нет. Поэтому вопрос о свободном времени сводится к тому, свободно ли мое время, когда я работаю? Вроде как это мой выбор: я же работать согласился, пришел, то есть получается, что трачу его добровольно. С другой стороны, есть обязанности, которые надо выполнять.
«Я стараюсь свою жизнь не делить на работу, отпуск, выходные, а просто проживать ее ответственно и с удовольствием каждую минуту. Поэтому для меня эти грани стираются, честно говоря»
Я стараюсь свою жизнь не делить на работу, отпуск, выходные, а просто проживать ее ответственно и с удовольствием каждую минуту. Поэтому для меня эти грани стираются, честно говоря. Если говорить о том, чем наполнено мое расписание, то там все время в одинаковой степени свободное и несвободное. То, что я, например, рисую или занимаюсь спортом, считаю, тоже часть деятельности, которая мне нужна, чтобы делать свою работу. И это опять же мой выбор. Поэтому я стараюсь максимально делать то, что меня поддерживает, развивает, – и активностей у меня набирается довольно много. Я занимаюсь спортом и творчеством, играю в шахматы, проектирую. Есть и время, которое провожу с семьей и в путешествиях. Я считаю, что это все составляющие жизни, без которых ее не может быть. Стараюсь все это делать с удовольствием и получать положительные эмоции, а не чувствовать, что это обязаловка, что надо сейчас напрячься и сделать, а зато потом я буду отдыхать. Без любого действия, которое есть и которое тебе в моментах сложновато дается, все остальное тоже круто не получается. Так что я всегда всем советую: не надо уклоняться от вещей, которые кажутся неприятными, надо объяснить себе, какую это имеет скрытую сверхидею и отчего в целом на круг все становится приятно.
––––––––––––––––––––––––––
Фотограф: Слава Филиппов. Стилист: Екатерина Мельникова. Ассистент стилиста: Марк Райцес. Визажист: Елизавета Казимирова.
Благодарим девелоперскую компанию Capital Group за предоставление доступа на строительную площадку жилого комплекса «Бадаевский».
На первом, втором и третьем фото: пальто, джемпер – все Lardini, брошь – Letters and Stones. На четвертом фото: пальто, рубашка – все Isaia, карманный платок – Etro. На пятом фото: пальто, рубашка – все Isaia, брюки, обувь – все собственность героя.













