Французские "Каннибалы" объясняют, что бороться в жизни не за что

Фестиваль NET и французский культурный центр привезли в Москву спектакль Давида Бобе «Каннибалы» – превосходный пример того, как красивый и точный театральный язык побеждает плоскую социальность
ФЕСТИВАЛЬ NET

Конфликт, придуманный драматургом Ронаном Шено, может показаться почти наивным. В «Каннибалах» универсальным символом бытового конформизма (как повелось еще с фильма «Бойцовский клуб») служит IKEA. А 30-летние герои вдруг осознают, что так жить нельзя: в их существовании не было и нет ни смысла, ни цели. Они получили какое-то образование, нашли какую-то работу, купили квартиру, прибарахлились; все «как у людей», но что-то тошно. Собрав мебельный конструктор мечты, однажды вечером они приходят домой, раздеваются, обнимаются, обливают себя бензином и поджигают.

Это начало, первая сцена. Дальше нам рассказывают предысторию, по-французски высокопарно и многословно, но не слишком убедительно: самосожжение молодой пары так и остается произволом драматурга, приводящего в качестве аргумента только желание героев совершить хоть один сильный поступок.

Но в этой плакатной схеме есть и точная мысль. Параллельно основной истории персонажи фона показывают трагикомический крах любых форм протестного идеализма, и здесь спектакль уже не выглядит простодушным. Его инструментом становится суховатая, ломкая (само)ирония, в одно касание уравнивающая левый активизм, утопию свободных отношений и образы массовой культуры: пока главные герои удивляются превращению в среднестатистических обывателей, на сцене идет насыщенная увлекательная жизнь, в которой, например, девушка-хиппи влюбляется в кувыркающегося на шесте Человека-паука.

Самое удивительное в «Каннибалах» то, как филигранная сценическая техника (включающая видео и элементы цирка) оказывается умнее изначального авторского посыла. Как изощренная театральная лексика вышивает поверх прямолинейной социальной метафоры совсем другую историю и другое настроение, тоже знакомые, но гораздо тоньше нюансированные. Давид Бобе ставит спектакль по законам музыкальных клипов и экспериментального видеоарта. Монтирует разножанровые события (например, монолог в видеокамеру и акробатический трюк). Наслаивает друг на друга несколько сценических «картинок» – действий, происходящих в одном и том же месте в разное время или параллельно в разных (но схожих, обезличенных) пространствах. Получается не столько портрет пустого поколения в икеевском интерьере, сколько точный отпечаток городской меланхолии, знакомой всякому, кто, вынырнув из беспокойного сна, вглядывался в ночные огни за окном так, будто в них можно найти ответы на те самые банальные и главные «почему?» и «зачем?», которые вдруг задаешь себе, стоя босиком на холодном полу.