Эдуард Дорожкин: Дама из хлопка

О непростых отношениях с одной рубашкой

У одного культового латиноамериканского писателя есть рассказ про то, как вещи, вселяясь в некую квартиру, постепенно выживают оттуда ее хозяина, то есть просто-таки натурально выбрасывают его, несчастного, на улицу. Разумеется, как всегда в случае с культовыми латиноамериканскими писателями, история глубоко метафорична: она про наступление мира вещей на мир идей, материального – на моральное, «тряпок» – на бессмертную душу человеческую.

Я с почти мазохистским удовольствием вспомнил этот рассказ, когда ровно такая же атака была предпринята на меня. Случилось так, что у меня то ли украли, то ли сам я где-то забыл некий предмет одежды. Так как обыкновение забывать вещи, в том числе и бесконечно нужные, свойственно мне еще с детсадовских времен (если другим привязывали только варежки, мне к курточке крепилось абсолютно всё – шапка, шарф, портфель, холщовый мешок для сменки), я привык относиться к этому спокойно, держать, что называется, удар. Знакомые переживают за мои потери больше, чем я сам. «Ну как же ты мог?» – говорят они, как будто я мог по-другому.

Но тут потеря была удивительной. Дело в том, что эту рубашку Coming Soon (как известно, этим брендом занимается лично величайший из ныне живущих дизайнеров моды Йоджи Ямамото) я, как говорится, пас. Ее история не вполне стандартна с самого начала. Сорочку с особым, отстегивающимся воротничком спереди, как у падре, только лучше, я приобрел в самом не подходящем для каких-либо покупок месте мира – скучном, ничтожном, отвратительно незатейливом городе Осло. И вот ноги сами меня привели в единственный в городе приличный мультибрендовый бутик, и я сразу влюбился в эту рубашку и, несмотря на то что стоила она нестерпимо дорого, приобрел, и да, мешочник, вещичник, тряпочник, я прижимал ее к сердцу. За год, прошедший с момента покупки, надел ее один раз по какому-то дико торжественному случаю, в тот вечер не ел, не пил, боясь загваздать шедевр минималистичного японца, потом долго искал самую дорогую химчистку мира, трепетал от мысли, что вещь испортят, но нет, вернули целой-невредимой. Я всегда брал ее с собой в салон самолета – бумажник, ноутбук и ее, больше ничего не брал. Однажды подрался с пассажиром, пытавшимся водрузить на нее пакет с каким-то «Эрмесом» или еще чем-то. На концерт Анны Нетребко в Мариинском театре ее не надел, на прием в Эрмитаже не надел, на Бал дебютанток «Татлера» не надел. Жалел. Я относился к ней, как филателист относится, ну скажем, к перевернутой надпечатке «Перелет Москва – Сан-Франциско» да еще со строчной «ф» на марке из серии «Спасение челюскинцев» 1935 года. Я ее боготворил.

И она, эта дама из хлопка, с загадочной японской душой, на меня обиделась – так я понимаю. Исчезла при самых оскорбительных для меня обстоятельствах. В солнечный день, в хорошем отеле, в Монте-Карло, вне всякой спешки с моей стороны, в непохмельное время суток – как сон, как утренний туман, развеялась где-то в мареве бульвара принцессы Грейс или принцессы Каролины, не могу точно сказать. Была – и нету.

Я, разумеется, бросился в «живые» и интернет-магазины, двое суток провел в бешеном стуке по клавишам. Результат – нулевой. Скорее даже отрицательный. Ибо выяснилось, что я приобрел – и потерял, и потерял! – вещь абсолютно уникальную, несмотря на то, что она была из обычного хлопка, обычного белого цвета и даже не очень торжественная. Ближайший аналог есть у Карла Лагерфельда – но если в той рубашке было на миллион простоты, лаконизма, тишины, то в этой на миллиард крика, вызова, позы, то есть всего ненавистного мне, неприемлемого. В какой-то момент я застал себя в состоянии «шаг до слез». Я даже позвонил маме. «Ты окончательно сошел с ума», – привычно ответила она.

И вот тут я вспомнил латиноамериканского писателя с его новеллой. И, выражаясь метафорически, вернулся в свою квартиру, раздвинул вещи, освободил пространство для себя. Мне полегчало. Я с легкой душой упаковываю вещи. Я лечу в Осло. Кажется, это называется позитивным мышлением, да?

Автор — заместитель главного редактора журнала Tatler.