Автор телеграм-канала Bon Mot о новой мужской коллекции марки
В еликий денди Джордж Браммелл отправляется в Uniqlo. Так, крайне упрощенно, можно было бы описать стиль дебютной коллекции Джонатана Андерсона для Dior, с которой знаменитый дом моды явно вступает в новую эпоху.
Когда в 2018 году я прорывался на первый показ мужской коллекции Dior Кима Джонса через два оцепленных квартала, чтобы в итоге увидеть в центре подиума десятиметровую статую уродца KAWS, выложенную из тысяч розовых цветов, и целую россыпь звезд первого эшелона в первом ряду, стало ясно: LVMH поставил перед дизайнером задачу глобального масштаба. И, в общем-то, он с ней справился.
Но тогда мы жили в другую эпоху – до ковида, военных и экономических потрясений. Сегодняшние же отчеты группы говорят о спаде продаж на 5% только в сегменте моды. В такие моменты ставка делается не на шоу-блокбастеры, а на качество продукта и лояльных клиентов, для которых имя Dior все еще ассоциируется с роскошью, а не с KAWS.
Джонатан Андерсон сделал показ камерным – настолько, насколько это вообще возможно для мегабренда вроде Dior. Перед Дворцом инвалидов был выстроен серый куб, внутри которого воспроизвели залы берлинской Gemäldegalerie с обитыми бархатом стенами и двумя единственными экспонатами. Миниатюрные натюрморты Жана-Батиста Симеона Шардена – с горкой земляники (недавно приобретена Лувром за 24 млн евро) и цветами в вазе (из Эдинбургского музея), как и само приглашение на показ в виде керамической тарелки с тремя яйцами – также с картины Шардена, – стали ключом к пониманию этой коллекции и новой тональности Dior. «Великий реалист XVIII века» Шарден прославился «тихими» бытовыми портретами и натюрмортами и умением показать красоту самых будничных вещей. Его работы задали иной, почти интимный, тон событию и стали хронологической точкой отсчета для образов, которые развернул дизайнер в этой коллекции. Она выглядела настолько продуманной и сложносоставной, что очевидно: работа над ней началась задолго до официального вступления Андерсона в должность в апреле этого года.
Коллекция оказалась настолько франко-британской, насколько таковым является и сам парижский дом, более полувека из своей 80-летней истории возглавляемый носителями британской культуры. Напомним, Андерсон родился и вырос в Северной Ирландии. В своей первой коллекции он обратился к началу радикальных изменений в мужской моде, случившихся на рубеже XVIII–XIX веков и приведших в итоге в возникновению классического костюма. Эту трансформацию во многом предопределили исторические события и вечное соперничество, наряду с культурным взаимовлиянием, Франции и Британии.
В муаровых и вышитых жилетах легко усмотреть одновременно отсылку к моде георгианской Англии XVIII века, в значительной степени вдохновленной пышным французским стилем, и ее отражению в «павлиньей революции» Лондона 1960–70-х, когда камзол впервые повстречался с джинсами в уличной моде.
Распахнутые вышитые сюртуки с жилетами XVIII века и краваты с пышными бантами до подбородка напоминают о мюскаденах и анкрояблях – пижонах-роялистах эпохи Великой французской революции. Анкроябли культивировали образ жертв террора (некоторые даже имитировали нервный тремор от контузии), добиваясь «побитого жизнью» вида. Однако они под влиянием англомании тяготели к более сдержанным цветам и отделкам. Им посвятил свою выпускную коллекцию 1984 года Джон Гальяно, позднее возвращавшийся к их образам в женских коллекциях Dior. Стиль революции, который Бальзак описал как «дебаты между шелком и сукном» (роялистов и революционеров), – у Джонатана Андерсона становится спором между бархатом и денимом. Хотя с точки зрения современного стиля это давно уже не спор, а привычная комбинация.
Победивший в итоге Великий мужской отказ и дендистская строгость, явленная в фигуре первого денди Джорджа Браммелла, проявляются в приглушенных цветах, строгом крое фраков и идеально повязанных галстуках. Даже Браммеллу требовалось несколько часов, чтобы добиться идеального узла. Кейпы и трикотажные пальто заставляют вспомнить другого знатного денди – графа д’Орсэ, который, как считается, ввел в моду пальто. В сером бархатном камзоле на голое тело и джинсах можно предположить намек на грустный финал жизни многих денди – бедность. Как будто великий арбитр стиля Браммелл, оказавшийся в изгнании во Франции, вынужден донашивать старый гардероб, постепенно заменяя поношенные вещи самыми базовыми – словно найденными в Uniqlo, для которого Джонатан Андерсон с 2017 года также создает капсульные коллекции.
Простейшие шорты-карго, голубая рубашка, галстук в полковую полоску в сочетании с пуховиком и жилеткой словно из Uniqlo – явная интерпретация американского стиля преппи, многие элементы которого имеют британские корни, но популярен он гораздо больше во Франции и Японии. Впрочем, в современном мире растоптанные кеды и вылинявшие джинсы на пару размеров больше вполне сойдут за дендизм, в котором, как мы помним, главное — не костюм с иголочки, а протест и личная свобода. Недаром одним из референсов коллекции стал портрет Жана-Мишеля Баскиа, вошедший в иконографию черного дендизма.
Разумеется, «коды» Dior присутствуют в коллекции – и не самые очевидные. Так, знаменитый жакет Bar появляется в нескольких вариациях, включая версию из ирландского твида Донегол с атласными лацканами. Многослойные шорты-карго отсылают одновременно к платью Cyclone времен Кристиана Диора (1948–1949) и к объемным юбкам кухарок на портретах Шардена. Еще одни шорты повторяют линии кроя платья La Cigale (1952) с клиньями.
Розы и четырехлистный ирландский клевер на удачу в той же степени принадлежат Андерсону, сколько и Диору. Финальный выход – скромный классический костюм из серой фланели – явный оммаж самому Кристиану Диору и напоминание о том, что подлинной роскоши не пристало кричать. Во всяком случае, некоторые гости показа в куртках и кедах, сплошь покрытых логотипами Dior, и раньше выглядели вульгарно, а теперь и вовсе кажутся не к месту и не ко времени.
























