Латвийская национальная опера в гостях у Большого: Старушка Европа

Рижане привезли два спектакля – «Евгения Онегина» Чайковского и «Лючию ди Ламмермур» Доницетти, – совершив две репертуарные ошибки. И та, и другая оперы имеются в Москве в более интересных постановках, да и музыкально исполняются как минимум не хуже.

Экономкласса «Евгений Онегин» с видеопроекциями вместо декораций на исторической сцене Большого театра смотрелся совсем уж невзрачно. Режиссерские находки Андрейса Жагарса можно пересчитать по пальцам, одна – эротический сон Татьяны с Медведем без трусов, другая – кошмар Онегина с множащимися призраками Ленского. Прочее можно считать дежурным переносом действия из пушкинских времен в эпоху пиджаков и айподов. Актуальность вносит разве что длинная ржавая баржа, проплывающая по Неве. Надо понимать, именно с этого корабля на бал, как Чацкий, попал Онегин. Название баржи «Абай» скорее всего влезло в кадр дизайнера Катрины Нейбурги случайно, но в сегодняшней России оно удачно символизирует протестное движение, оставившее никому не нужного пушкинского героя за бортом.

Оркестр Латвийской оперы под управлением ее главного дирижера Модестаса Питренаса звучал опрятно (простим ошибки валторнисту), но воля молодого маэстро, прекрасно чувствующего фразировку Чайковского, не перелетала ямы – оркестр его слушается, а певцы пели кто во что горазд. Особенно это относилось к Янису Апейнису, спевшему всю партию Онегина мимо ритма, а кое-где и мимо нот.

На фоне жестковатого исполнителя главной роли выгодно слушался чешский тенор Павел Чернок в партии Ленского, тогда как звезда театра – международная знаменитость Кристине Ополайс – спела Татьяну досадно холодно и пресно. Хор преподнес свои сцены стройно, а вот лучшей в составе солистов оказалась Илона Багеле, исполнительница роли няни – что не лучшим образом характеризует вокальный уровень спектакля в целом.

Впрочем, осталось ощущение, что артистически исполнители способны на большее, направляй их содержательная режиссерская идея. Вон какой интересной Эльвирой была та же Ополайс в «Дон Жуане», который поставил во Франции Дмитрий Черняков. Но режиссура Жагарса в «Онегине» выглядит набором движений, а некоторые решения – многофункциональное устройство (кровать) в полсцены, самоубийство Ленского вследствие неосторожного обращения с оружием – заимствованы у того же Чернякова, как и идея заменить кем-то Трике – в рижской постановке вместо почтенного мсье Татьяну поздравляет пара геев.

Рижская «Лючия ди Ламмермур» вполне подошла более скромной Новой сцене Большого, но она не выдерживает сравнения с аналогичным спектаклем, идущим в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. И здесь, и там «Лючию» оформил один и тот же Андрис Фрейбергс. Можно спорить, где оформление удачнее, – факт, что квадратной геометрией оба решения похожи, Москва просто оказалась первой. Тяжеловесный мавзолей в рижском варианте корреспондирует с идеей Жагарса перенести действие в эпоху Муссолини – хоть и жаль, что благодаря пиджакам и пистолетам «Лючия» и «Онегин» сделались на одно лицо. Оригинальный сюжет в рижской постановке при этом не переосмыслен, хотя кровавых жертв оказалось на одну больше: безумная Лючия по ходу своего знаменитого монолога отправляет на тот свет еще и подлого егеря.

Лючию пела Сонора Вайце, и пела (автор этих строк был на втором представлении) очень хорошо – удивительно, почему при таких умениях именно эта рижская солистка не стала международной звездой. Ее голос красив, подходит для бельканто, певица обладает вкусом к украшениям и исправно берет все сверхвысокие ноты. И все же не скажешь, что она исполняет Лючию лучше, чем московская исполнительница этой партии Хибла Герзмава.

Вполне справился с партией Эдгара турецкий тенор Мурат Карахан, чей голос преодолевает напряжение и звучит ярко как раз на трудных верхах. Подлинным украшением состава стал баритон Валдис Янсонс, спевший Генри элегантно и броско, – именно этот артист оказался лучшим из всех, кто побывал в этот раз в Москве.

Приятно было увидеть в оркестровой яме опытного Александра Вилюманиса, в очередной раз вернувшегося в театр, которым некогда руководил, – он один из немногих дирижеров, работающих в том числе и в России, кто разбирается в итальянской опере: его темпы органичны и естественны, он умеет хранить верность композитору и быть внимательным к певцам одновременно.

«Лючия ди Ламмермур» – в отличие от «Онегина» – констатировала высокий уровень рижской оперной компании, которая первая на постсоветском пространстве стала работать по западным принципам и задавать тон соседям по бывшему Союзу. На первых московских гастролях, в 2003 г., рижане порадовали нас смелым обращением к репертуару барокко («Альцина» Генделя), виртуозной сценографией Фрейбергса и многообещающим вокальным уровнем труппы. На вторых гастролях, в 2007 г., когда директор театра Андрейс Жагарс уже заделался режиссером, мы отметили уверенное следование общеевропейскому театральному стилю, не слишком увлекательный музыкальный стиль (дирижировал Гинтарас Ринкявичюс) и мощных солистов (Айра Руране, Александр Антоненко) на ровном фоне остальных. Сегодня приятно видеть музыкальное разнообразие (дирижеры разных стилей и поколений), но огорчают надоевший театральный лексикон и неровный уровень труппы. Псевдосовременной режиссурой и международным кастингом сегодня уже никого не удивишь. Латвийской национальной опере придется брать новые рубежи.