Евгений Цыганов: «В конечном счете сериал не про глянец, а про выбор»
Звезда «Мастера и Маргариты» и «Первого номера» о своей актерской карьере, уроках Фоменко и Москве БулгаковаВ январе в онлайн-кинотеатре Kion закончился показ сериала «Первый номер» – одного из самых резонансных проектов сезона. По сюжету писателя-бонвивана, чья слава осталась давно в прошлом, назначают руководить перезапуском глянцевого журнала – и новая работа кажется еще большим анахронизмом, чем он сам. Эту роль рефлексирующего сноба блестяще исполнил Евгений Цыганов – Мастер из лучшей экранизации булгаковского романа и оператор Хрусталев из «Оттепели».
В интервью «Ведомости. Городу» Евгений Цыганов рассказывает, почему его заинтересовал сюжет о глянце, каким образом в фильме «Мастер и Маргарита» возникло портретное сходство с Булгаковым и чем «Мрамор» Бродского напоминает шоу «За стеклом».
«Я еще предлагал, чтобы к Земле приближался метеорит»
– Мы снимали «Первый номер» до того, как вышел «Мастер и Маргарита», но вот, кстати, когда выложили пятую серию, я увидел параллель с «Мастером» – в сцене нашего танца с Надей Михалковой. И где она читает рукопись. Когда снимали, я, видимо, эту рифму учитывал. Потом подзабыл, а вот сейчас смотрел и думал: забавно, что женщина – Муза – может толкнуть как на подвиги, так и – пусть и неосознанно – на подлость (рукопись, которую читает персонаж Михалковой, не принадлежит герою Цыганова, но он выдает ее за свою. – «Ведомости. Город»).
Когда снимали «Первый номер», мы вообще активно импровизировали – много всего возникало прямо на площадке. В какой-то момент мы с Климом (Клим Козинский – режиссер сериала. – «Ведомости. Город») даже подумали, что интересно было бы посадить автора сценария Сергея Минаева, поставить камеру и снять, как он смотрит кино и пытается в той или иной сцене узнать свой текст, который местами был достаточно крепко переиначен. Не из-за того, что плох. Просто в момент съемки возникал кураж и что-то менялось. Мне кажется, это ощущение живого момента очень ценно здесь.
– Я, во-первых, этой остроты реакции особо не чувствую, потому что не очень вовлечен в жизнь социальных сетей. С другой стороны, такое сейчас время. Нет ничего удивительного, что люди болезненно и нервно воспринимают юмор. А иногда и сам факт того, что ты вообще еще существуешь. Относиться к этой реакции надо с пониманием. И с сочувствием.
Основная тема – вопрос, который я уловил в этом сценарии: «Зачем?». Когда мы видим то, что происходит в мире, глянец, который продает мечту о красивой жизни, кажется вещью уже не очень актуальной и даже циничной.
Евгений Цыганов
Родился 15 марта 1979 г. в Москве. Проучившись год в Щукинском училище, в 1997 г. поступил на режиссерский факультет ГИТИСа на курс Петра Фоменко. В 2001 г. по окончании вуза был зачислен в труппу «Мастерской Фоменко», в которой служит до сих пор. Среди самых его известных киноролей – «Прогулка» (2003 г.), «Питер FM» (2006 г.), «Оттепель» (2013 г.), «Битва за Севастополь» (2015 г.), «Человек, который удивил всех» (2018 г.) и др.
– На первой же нашей встрече с Климом Козинским и Сергеем Минаевым мы сошлись на том, что такой вектор здесь самый интересный. Я еще предлагал, чтобы по ходу истории в новостях постоянно сообщали о метеорите, который стремительно приближается к Земле, и необходимость выпускать журнал стала совсем спорной. Но в итоге никто эту идею не поддержал.
– Ну не то чтобы сильно повышенное. Да, я помню, как после выхода фильма «Займемся любовью» (картина 2002 г. режиссера Дениса Евстигнеева. – «Ведомости. Город») была фотосессия и интервью в журнале Elle, где я снимался в футболках молодого, никому не известного на тот момент дизайнера Дениса Симачева. Но, когда я стал читать отредактированное интервью, понял одну простую вещь: это, конечно, не я. У глянца есть потребность в герое, в молодом открытии. А я им не нужен, им неинтересно, какой я. Им интересна мифология, и они будут рассказывать, какой я милый или дерзкий, такой, сякой, но меня в этом нет. В общем, я достаточно быстро сообразил, что я это все не очень люблю и не очень в этом участвую. Да и блокбастеров-то у меня особых не было. Поэтому сказать, что я сильно надрывался на ниве глянцевой индустрии, – нет. То есть я представляю себе, что такое фотосессия, работа стилиста, визажиста, креативного директора и т. д. Но не более.
– Да, но, как говорил Клим, нам неинтересно было снимать производственную драму, особенно когда расцвет индустрии остался в прошлом. Мы шли от обратного – рассказывали про человека, который приходит в этот мир, по выражению моего мастера Петра Наумовича Фоменко, «как дурак с мороза». В конечном счете сериал не про глянец, а про выбор.
«Фильм «Мастер и Маргарита» вышел вовремя»
– Был ли я изначально уверен в успехе этого мероприятия? Нет, не был. Не потому, что я Мише Локшину (режиссер фильма. – «Ведомости. Город») не доверял. Просто мы же знаем, что «Мастера и Маргариту» экранизировать нельзя – и точка. Но и отказаться я не мог.
– Не в последнюю очередь, как ни странно, из-за того, что на роль Маргариты уже была утверждена моя жена Юлия Снигирь. Я решил, что лучше буду сниматься я, чем кто-то другой, – из простых мужских соображений. Ну и знаки какие-то появились. Вдруг – раз! – время освободилось. Закрылся проект, в котором я должен был сниматься в тот период. Или вот еще совпадение: за полгода до того, как мне предложили роль Мастера, я начал придумывать свой сценарий про иностранного писателя, который приезжает в Советскую Россию и сочиняет роман. И есть реальность Ленинграда 1960-х, а есть мир романа, который он пишет. Когда Миша мне рассказал про их с Ромой Кантором (автор сценария фильма «Мастер и Маргарита». – «Ведомости. Город») концепцию экранизации, я говорю: «Представляешь, я уже три месяца работаю над похожей историей». Он спрашивает: «Тебя это расстраивает?» «Скорее забавно», – отвечаю. В общем, целый ряд совпадений – что совершенно неудивительно, когда мы говорим про Булгакова.
А дальше был период работы над фильмом, который сильно растянулся во времени. Уже мир поменялся, а картину все никак не могли доснять – и премьера перенеслась больше чем на год. И стало понятно: надо просто довериться. Если это проклятье – то уж проклятье, а если благословение, то оно как-то сработает. На мой взгляд, фильм «Мастер и Маргарита» вышел вовремя – он был нужен в этот момент. И удивительным опять-таки образом оказалось, что практически отсутствие булгаковского юмора, в чем некоторые критики обвиняли фильм, сейчас не ощущается недостатком.
– И в то же время в фильме есть некая легкость. Как говорила одна моя знакомая, узнав, что снимать будет Локшин: «Ой, как хорошо! Миша – он же про брызги шампанского. Булгакова все пытаются утяжелить, а он же легкий». И я с ней соглашусь. А от себя добавлю, что я бы лично не взялся снимать такое кино, как «Мастер и Маргарита». Это какой-то неподъемный груз, на мой взгляд. Так что к любой критике в отношении фильма отношусь достаточно скептически.
– На самом деле я внутренне про это сходство знал. Понимал, что не похож на клишированный образ Мастера, который весь такой истощенный, субтильный молодой человек. Но, еще когда Коля Лебедев должен был снимать (он подступался к экранизации Булгакова до Михаила Локшина. – «Ведомости. Город»), я подумал: если бы за основу образа Мастера был взят сам Булгаков как прототип, вот с ним мы, на мой взгляд, схожи. В том числе нашей плюс-минус пролетарской внешностью, которой он стеснялся.
– Я внутри чуть-чуть это обозначил – разделил. Ну а по большому счету да: в шапочке – Мастер, без шапочки – автор. Все так. А про сомнения продюсеров я не знал.
– Мне нравится этот концепт, он осознанный и очень правильный. В основе простая идея: во времена Булгакова, как и сейчас, никаких трамваев по Патриаршим не ходило. А проект трамвайных путей был. Иными словами, Булгаков писал про будущее. И Воланд прилетает не в страну, где строится социализм, а в страну более или менее построенного социализма. Воланду стройка неинтересна – ему интересен результат, и это к ответу на вопрос о том, как должен разделяться мир романа и мир автора. А вот так. В мире писателя будет стройка, а в мире романа уже какая-то такая имперская мощь. Об этом много писали после фильма, и достаточно подробно. Если кому-то интересно, можно найти целые исследования. На картине работали прекрасные художники, и там есть что поисследовать.
«Мой мастер повторял: «Предмет важнее, чем тщеславие»
– Я люблю кино и поэтому изначально отказывался от предложений, в которые лень было включаться. Когда сразу ясно: будет плохо. А понять, что плохо, можно, просто прочитав сценарий и посмотрев в глаза человеку, который тебе это предлагает. Даже если это сложившийся режиссер. И понять, что будет интересно, тоже. Но все равно кино – это всегда риск, даже если вводные безупречны. И, должен сказать, я благодарен за те проекты, которые случались со мной в последнее время. Помимо «Первого номера» это были съемки фильмов «Дед» с Ильей Учителем, «Семейное счастье» со Стасей Толстой, она же Венкова, «Жемчуг» Тины Баркалая. И еще сериал Саши Алябьева «Мамин сын», шоураннером которого является Паулина Андреева.
– В итоге мы навострились и тратили час-полтора. Но изначально было два часа. Юля мне говорила: «Не понимаю, зачем тебе это. Дедов ты еще успеешь поиграть». А я согласился прежде всего потому, что меня убедил Илья – его внимательность к материалу и требовательность к себе. Как и во всех этих проектах. Для меня главное – личное подключение автора к теме своего фильма.
Я слышал, как один продюсер говорил про известного режиссера: «Он талантливый. Но все время занимается самопрезентацией». И мой мастер Петр Наумович Фоменко повторял: «Ребят, предмет важнее, чем тщеславие». А вот как в себе это тщеславие подавить... Но мне вот видится, что все проекты, в которых я снимался в прошлом году, именно про предмет. И про личное.
И это счастье, когда понимаешь, что не просто обслуживаешь продюсерский бизнес-пакет, или развлекательный концепт, или даже какую-то стилизацию под нечто авторское. А когда ты с режиссером разговариваешь на какую-то интересующую его тему на языке, который понятен вам обоим.
– Мне, помню, очень хотелось сыграть, например, в фильме Александра Прошкина «Чудо»...
– Да. Но меня не взяли. Вроде как по причине возраста, в чем я не уверен. И мне было очень жаль. Но когда я посмотрел фильм, то решил: ну, ничего страшного, так как там все и без меня на месте. Потом произошла обратная история. Меня позвали на пробы в фильм Романа Балаяна, который в итоге называется «Райские птицы». Я почитал сценарий, не понял его и сказал себе: «Я так люблю «Полеты во сне и наяву». И так не хочется разочароваться». И не пошел на пробы. Прошло время, умер Олег Иванович Янковский, и я подумал: каким же надо было быть идиотом, чтобы отказаться. Потому что плевать на результат, кино всегда риск, но работа с таким режиссером и в партнерстве с таким актером – это же и твоя личная история. Не для того, чтобы внукам потом рассказывать, а для того, чтобы... ну хоть чуть-чуть прикоснуться. Пообщаться с этими выдающимися мастерами.
– Ну, я достаточно давно об этом размышляю. Помню, в детстве думал, глядя на вагоны поезда: «А что если я войду вот не в этот, а в тот вагон – то, наверное, судьба может сложиться иначе?» И когда Света Устинова попросила сделать что-то для фонда «Деменция.net», я подумал: мне небезразлична эта тема. То, как загадочно и выборочно работает наш мозг. Иногда мы не можем вспомнить, что происходило совсем недавно, но отчетливо помним какой-то, казалось бы, незначительный эпизод, случившийся много лет назад. И опять-таки тема выбора, которая преследует нас всегда.
«Затея достаточно дикая»
– Например, когда я пошел поступать к Фоменко, будучи студентом Щукинского училища. Или еще раньше, когда я пришел в Московскую международную киношколу. Или вот с этой же короткометражкой для Action – я в какой-то момент не понимал, стоит ли соглашаться и как подступиться. А потом случайно в разговоре с Федором Балабановым упомянул эту идею, а он мне говорит: «У тебя там трамвай же. У нас в Питере трамвайный парк, в котором кто только не снимал». Я спрашиваю: «А ты организуешь? Будешь продюсером этой истории, в которой нет денег?» Он отвечает: «Буду». А рядом стоит оператор Паша Медведев и говорит: «А я это сниму». И через месяц мы уже снимали.
Холодно было ужасно, до костей. Стрессовал страшно и думал: «Зачем это? Куда это?» К тому же эти два съемочных дня – это два твоих единственных выходных за долгое время. Но ты это уже делаешь, ты уже на это решился. И самое уникальное – за тобой уже пошли люди, которые делают этот небольшой фильм, к слову, совершенно бесплатно. И, конечно, согласие Юрия Николаевича Погребничко, который никогда до этого не снимался в кино, придало нам и сил, и вдохновения. И безвозмездно пустивший нас ресторан Fullmoon возник накануне съемок, когда я уже везде получил отказ. В итоге есть фильм, и с его помощью мы собрали необходимые для фонда деньги.
– Нет. Достаточно быстро стало понятно, что руководить ею невозможно. Мы пытались как-то ею управлять, но она нам всем нащелкала по носу. Даже вопрос, где учиться, был с какого-то момента под ее абсолютным контролем. То, что она стала сниматься, для меня тоже оказалось неожиданностью. Однажды я ее попросил что-то сделать по дому, а она сказала: «Пап, я не смогу, у меня съемки». – «Какие съемки?» – «Ну, я подписалась с каналом «Россия» на 40 съемочных дней». Оказывается, она куда-то отнесла свои фотографии, были пробы, ее утвердили в сериал. Я сначала думал ее отговорить, но не стал. Все-таки это ее решение и ее опыт. Пусть поедет в шесть утра на съемочную площадку, выучит текст, наденет костюм и т. д.
Сейчас она немного стесняется этого сериала, но с тех пор у нее уже вышло несколько ярких авторских картин, и она даже получила кинопремию за одну из них. Можно было бы, конечно, переживать за ее самомнение, но, на мой взгляд, у нее есть и стержень, и вкус. Так что, надеюсь, звездная болезнь ее минует. Сейчас говорит, что будет поступать на режиссуру. Ну, посмотрим.
– Да. Вот сейчас непосредственно занят постановкой, но не совсем в театре. Некоторое время назад мне предложили сделать что-то театральное в музее Бродского «Полторы комнаты». Дело в том, что Бродский не любил, когда артисты читают его стихи, но он писал и пьесы. И я пошел простым путем: взял одну из двух его опубликованных пьес – «Мрамор». Там два действующих лица – условно варвар и римлянин. Они сидят в заточении в некой башне. Тюремная камера похожа и на квартиру, и одновременно на кабину космического корабля. Там установлены телекамеры, через которые ведется наблюдение – трансляция, подобная телешоу «За стеклом». То есть относительно 1982 г., когда написана пьеса, это будущее, но при этом еще и Древний Рим. Иными словами, действие разворачивается в условном времени и пространстве. И, по словам самого Бродского, пьеса является послевкусием его жизни в Советском Союзе.
Я подумал: «Мрамор» написан, когда Бродскому было столько же лет, сколько мне сейчас. Получается, я могу таким образом сесть и с моим ровесником поговорить о действии и бездействии, о том, что есть свобода, что есть время и что есть пространство, как пространство измеряется временем – и наоборот. Сам текст напоминает диалоги Платона вперемежку с тюремным фольклором, о котором Бродский знал не понаслышке. В постановке заняты Денис Самойлов (Публий), известный по роли Пьера Безухова в спектакле «Война и мир» Римаса Туминаса, и Вася Михайлов (канарейка) – он выпускник Брусникина и вокалист группы «Бомба-Октябрь». Сам я играю Туллия.
И раз место действия – камера, похожая на квартиру, есть ощущение, что пространства лучше «Полутора комнат» нам не найти. А поскольку по Бродскому она напоминает отчасти кабину космического корабля, то я позвал театрального художника Марию Мелешко, с которой мы делали в театре Фоменко спектакль «Комедия о трагедии», чтобы она помогла мне декорировать пространство музея.
Технически мы не можем посадить в квартиру большое количество зрителей, поэтому спектакль будет транслироваться оттуда, с камер наблюдения, во-первых, в лекторий самого музея, во-вторых – в «Гараж» и в центр «Зотов» в Москве. И еще в разные музейные пространства от Калининграда до Улан-Удэ. Помимо этого любой желающий сможет посмотреть трансляцию в прямом эфире из любой точки мира в 6 часов вечера по Петербургу 28 января 2025 г. В день памяти поэта.
В общем, затея достаточно дикая. И пока у меня нет определения этому явлению, что это – театр, кино или музейная акция. Но, если опыт окажется удачным, есть желание вернуться позже к этому жанру и сделать подобную трансляцию по пьесе Хлебникова из пространства, которое пока не хочу раскрывать.