Владимир Юровский и Госоркестр имени Светланова открыли филармонический сезон концертом памяти последнего

Евгений Светланов был уверен, что в него переселилась душа Сергея Васильевича Рахманинова, и ему было бы приятно, что в программу, посвященную его памяти, включен Четвертый концерт – пусть более клочковатый, чем первые три, но все же ставший, особенно в аристократичном исполнении Алексея Зуева, островком благозвучия в программе, в которой преобладал колючий конструктивизм.

Рахманинову предшествовала мировая премьера – партитура AGES Ефрема Подгайца, самотеком пришедшая в библиотеку госоркестра спустя всего неделю после того, как Владимир Юровский продекларировал намерение исполнить в юбилейном сезоне 80 новых партитур. Автор утверждает, что не учитывал английское значение названия «времена», хотя оно имело бы смысл, а составил аббревиатуру из первых букв имен великих руководителей госоркестра Александра Гаука и Евгения Светланова – но тогда почему не АГЕС? Вероятно, потому, что название стало мотивом из четырех нот (AGEEs, т. е. ля, соль, ми, ми-бемоль), который лег в основу партитуры. Взяв мотив, загибающийся на манер монограммы DEsCH, Подгайц, однако, избежал подражания Шостаковичу – вместо него в музыке дружно соседствуют Прокофьев, Стравинский и Гершвин. Равным образом автор избежал и унылой серийной комбинаторики: монограмма трактована как источник разнообразных интонаций, положенных на целый ассортимент бойких, иногда намеренно спотыкающихся ритмов. Бодрость этого бега с препятствиями не позволяет принять близко к сердцу драматизм ряда эпизодов, тем более что побеждает все равно мажор. Позитивный настрой сочинения сопровождается детской радостью, с которой композитор, виртуозно владеющий ремеслом, играет с группами оркестра – в особенности с многочисленными и разнообразными ударными.

Еще больше ударных оказалось в опусе, заявленном как «московская премьера», – сочинении Всеволода Задерацкого (1891–1953) «Завод». В этом «симфоническом плакате» 1935 г. автор выступает уверенным наследником музыкального конструктивизма 1920-х, хотя сквозь монотонный ход вариаций, изображающих действие механизмов, пробивается и «Петрушка» Стравинского, и даже увертюра Чайковского «1812 год» с той разницей, что вместо гимна «Боже, царя храни» вступает пролетарский марш в исполнении 12 дополнительных труб.

Завершило программу сочинение, прошедшее проверку историей, – Вторая симфония (Париж, 1924) Прокофьева (1891–1953, годы те же, что у Задерацкого), сочетающая двухчастную форму 32-й сонаты Бетховена с декларативной левизной языка, пощадившей разве что таинственную тему вариаций второй части.

Госоркестр, выступив во всеоружии профессионализма, порой демонстрировал еле заметную послеотпускную несыгранность, иногда казалось, что ты присутствуешь на концерте фестиваля «Московская осень». В этом сезоне Владимир Юровский и его подопечные снова окажутся в числе главных героев музыкальной сцены. Ожидается немало премьер – мировых, российских и, на худой конец, московских.