ПРАВИЛА ИГРЫ: Детская болезнь
В моем школьном детстве была такая шуточная загадка: детская болезнь на букву “л”? Ответ: “левизна” по названию статьи Ленина “Детская болезнь левизны”. Последняя статья Михаила Ходорковского показывает, что эту болезнь можно подхватить, несмотря ни на какие прививки. В самой левизне нет, конечно, ничего плохого – во многих странах собираются высокие налоги и значительная часть общественных благ – в первую очередь образование и здравоохранение – финансируются с помощью этих налогов. Более того, любой политик, который хочет быть популярным, должен быть в значительной степени левым, потому что в любой стране большинство граждан получает через бюджет больше, чем в него вносит.
В двух словах необходимость левого поворота для Ходорковского вытекает из необходимости “легитимизации приватизации”. Автор не хочет понять, что обычный гражданин – предмет заботы настоящих левых – недоволен не тем, что его перехитрили (обманули, ограбили, унизили, забыли) 10 лет назад. Он недоволен тем, что он ограблен и унижен сегодня, сейчас бедностью и неравенством возможностей. И как не “легитимизируй” события десятилетней давности, это никак не повлияет на недовольство этого гражданина. Можно попробовать легитимизировать имущественное неравенство, делая упор на равенстве возможностей: в конце концов, в мире есть (правда, всего одна) богатая страна примерно с таким же неравенством, как в России. Это будет самый настоящий правый поворот. Можно попробовать совершить настоящий левый поворот: к высоким – фактически, а не номинально – налогам и большему равенству. Для этого потребуется прежде всего существенное перераспределение собственности. А у Ходорковского “левый поворот нужен крупным собственникам никак не меньше, чем большинству народа” именно потому, что он не левый. Так что этот тезис вызывает не больше доверия, чем слова о рыночных механизмах, сопровождавших аукцион по “Юганскнефтегазу”.
Впрочем, расхождение декларируемой теории и желаемой практики – не единственное, что объединяет узника “Матросской Тишины” с кремлевскими идеологами. Их объединяет мессианская (или детская?) уверенность в том, что самое главное – это выбрать правильный курс и его удерживать. И это при том, что весь опыт экономического развития показывает, что механизмы коррекции курса возникают и действуют, когда они не зависят от тех, кто этот курс проводит. Интересно, что Ходорковский в статье вспоминает о том, что в двух самых успешных посткоммунистических странах – Польше и Венгрии после правых пришли к власти левые. Однако он забывает, что после этого на выборах и там и там опять победили правые (а потом снова левые). Так что правильный курс получается не тогда, когда его выбирает кто-то очень честный и умный, а когда этот кто-то, пусть даже жадный и глупый, боится, что проиграет на следующих выборах.
Например, не исключено, что настоящий левый поворот был возможен в 2003 г. после победы левых лозунгов на думских выборах. Однако нелюбовь избирателей к богатым оказалась слишком удобным инструментом для использования в своих личных целях – нередко угроза левого поворота нужна тем, кто сейчас у власти, для экспроприации собственности у тех, кто там был вчера. Так что страна отправилась по третьему, промежуточному пути – догонять Аргентину и Венесуэлу.