Семь футов над килем
Казалось бы, все ходы записаны. Кого же звать для постановки океанского фильма-катастрофы, как не Вольфганга Петерсена? Ведь именно он сделал один из эталонов жанра – клаустрофобическую “Подводную лодку” (Das Boot, 1981) и вообще знает толк в том, как изобразить на экране девятый вал и несчастных, этим валом накрытых. Исполнителю одной из главных ролей Курту Расселу тоже не впервой сохранять на мужественном лице спокойствие в самых безнадежных ситуациях, и чем старше становится актер, тем достойнее его суровые морщины смотрятся на афише.
Наверное, “Посейдон” было бы правильнее рассматривать не как художественный провал, а как поучительную ошибку голливудских маркетологов. Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, а публика не платит, хоть тресни. И поди объясни, отчего получился такой конфуз.
Короче говоря, чего же боле? Вот океан, вот чудо техники и человеческой гордыни, непотопляемое до первого цунами. Вот, наконец, жажда жизни и вместе с тем способность к самопожертвованию, почти скульптурно высеченные на знакомом актерском лице. Но нет, говорит нам упрямая статистика кассовых сборов, не все поддается холодным расчетам.
Сдается, Петерсена подвело не что иное, как ставка на голый профессионализм и непростительное пренебрежение лучшими чувствами аудитории.
Ведь как был устроен сверхуспешный кэмероновский “Титаник”? Полфильма – про любовь аристократки и богемного художника, вспыхнувшую вопреки всем классовым преградам. А уж потом – айсберг, тонны воды, крики утопающих, корабль хрусть-пополам и вообще все то, ради чего и выстраивались очереди к кинотеатрам. Но как, оказывается, важна была прелюдия! Чем дольше Кэмерон тянул, рассусоливая love story едва ли не из дамского романа, тем сильнее волновалась публика, когда романтические возлюбленные с посиневшими губами запрыгали между треснувшими переборками нижней палубы.
Петерсен и его сценаристы сентиментальничать не стали. Шапочно представили персонажей, по-кэмероновски решительно смешав социальные верхи и низы: благородный отец – бывший мэр Нью-Йорка и бывший пожарный (Курт Рассел), его юная дочь (Эмми Россум) и ее бойфренд (Майк Вогель), профессиональный игрок (Джош Лукас), респектабельная мать-одиночка (Ясинда Барретт) с маленьким сыном, пожилой гей (Ричард Дрейфус) и молодая итальянка (Миа Маэстро), которую нелегально протащил на корабль соотечественник-повар, – вот в этой компании купившим билет и придется провести полтора часа.
Экспозиция-знакомство занимает минут 15, потом – нет, не айсберг, а многометровая волна обрушивается на борт “Посейдона”, лайнер мигом опрокидывается вверх дном, и рождественская фрачная публика, только-только собравшаяся поднять бокалы с шампанским, оказывается запертой на главной палубе. Искать выход (через трюмы к самому днищу, которое еще торчит над водой и где есть отверстия для винтов) по разным причинам кидается только вышеперечисленная восьмерка персонажей. Остальных вы не успеете даже пожалеть, и в этом проявляется какая-то режиссерская порядочность: бессовестно, в самом деле, сопереживать главным героям, когда рядом сотнями гибнут статисты – уж лучше утопить их за кадром и сразу. Впрочем, Петерсен наверняка рассуждал всего лишь прагматично.
Узкие коридоры, через которые надо пробраться, пока туда не хлынула вода; задраенные люки и агония корабельной электропроводки – идеальный антураж для нагнетения клаустрофобии, на которой Петерсен выстраивает свой режиссерский сюжет. С равным презрением пренебрегая расхожей голливудской моралью и здравым смыслом. То есть, с одной стороны, в “Посейдоне” вопреки стандартам шансы персонажей на выживание не определяются исключительно их моральным обликом. А с другой – временами тут явно туго с такой, может, и не главной для фильма-катастрофы, но все же не совсем никчемной вещью, как реализм. Когда все герои независимо от возраста, пола, социального положения и полученного образования проявляют удивительную способность не дышать по 3–4, а то и все семь минут, совершая при этом довольно интенсивные физические действия под водой, не знаешь, что и подумать.
К финалу, правда, я все-таки вспомнил одну важную деталь. Да-да, никто из них не курил.