Моя подруга любит наш завод

В одном из фантастических романов Роберта Шекли описано множество вероятностных миров, один из которых в точности похож на наш мир во всем, кроме единственной частности, второй похож на наш мир во всем, кроме двух частностей, и т. д. Поначалу кажется, что «Торговцы» французского драматурга и режиссера Жоэля Помра – тот ближайший к нашему мир, который отличается всего одной деталью.

Допустим, это мир воспоминаний. В нем звучит чуть отстраненный голос рассказчицы, которая ведет речь о своей подруге – несчастной женщине, живущей в пустой квартире на 21-м этаже дорогого дома. У подруги есть девятилетний сын, но нет ни мебели, ни работы, поэтому она вынуждена постоянно унижаться перед сестрой, прося деньги и никогда их не получая. Самой рассказчице, как она объясняет, очень повезло: она работает на большом предприятии, где трудятся и все остальные жители региона. Правда, у нее иногда очень сильно болит спина, но, к счастью, приступы всегда случаются только дома. Вечерами она приходит в гости к подруге, чтобы поговорить с мертвыми, которые в отличие от нас живут, по мнению подруги, в настоящем мире, хотя и приходят с экрана телевизора. Другие персонажи «Торговцев» (в основном это родственники подруги) – обычные обыватели, однако и в них есть некоторая странность.

Впрочем, вполне объяснимая. На пустой сцене действуют люди, лишенные речи и обладающие только элементарным набором жестов. Они что-то говорят, но публике это не слышно, их движения – лишь простая иллюстрация к рассказу, который ведет закадровый голос, как будто комментируя домашний фотоальбом: «Вот это, смотрите, я, а вот моя подруга, а вот дядя моей подруги, а вот что он в этот момент сказал».

Организаторы фестиваля Нового европейского театра (NET) анонсировали «Торговцев», с большим успехом показанных в прошлом году в Авиньоне, как театральный аналог немого кино, но это не совсем так. Возможно, такое немое кино – остраненное, с доведенным до схемы социальным конфликтом – мог бы снять Ларс фон Триер, но и это лишь первое приближение, одно из напрашивающихся, но неверных сравнений. Фон Триер жестко манипулирует публикой, Жоэль Помра не предлагает ей практически никаких ключей. Разве что вот такой: мы все торговцы, утверждает один из персонажей, мы продаем свою работу. Говоря иначе, свое время, свою жизнь.

«Торговцев» можно читать как социальный гротеск, но это лишь самый поверхностный срез. Не укладывается этот спектакль и в рамки трагического, несмотря на чудовищную и абсурдную жертву, которую приносит в финале подруга, спасая предприятие, куда ее не берут работать, от неминуемого закрытия. Когда-то теоретики театра предложили для подобных вещей термин «тревожащая странность» – и это действительно первое ощущение от спектакля Жоэля Помра. Но не самое сильное.

Частности, отличающие этот сценический мир от нашего, накапливаются постепенно и почти незаметно. Здесь, как и у нас, бывает война, неважно, когда и какая. А благо живущих в спектакле людей, их единственный источник и смысл существования – предприятие, выпускающее что-то для военных нужд и периодически убивающее своих работников (производство взрывоопасно); да, конечно, и это знакомая история.

Сдвиг происходит на обочине социального сюжета, который, как отрытое на 21-м этаже окно, всего лишь показывает край пропасти, пустоты. Здесь не говорят и не намекают, а просто дают вдруг почувствовать: вот и вся ваша жизнь. Настоящая она или нет, вероятнее всего, уже неважно.

Это 100 лет назад герои Чехова верили, что где-то совсем близко есть жизнь подлинная, а задача человека – к ней прорваться. И даже знали, что надо для этого делать – нам ведь памятен этот навязчивый рефрен: «Мы будем работать, работать». Жоэль Помра убрал эту надежду. Вот только работу милосердно оставил.