Мистер Америка

Иствуд-режиссер и Иствуд-актер (объявивший, что в последний раз появляется на экране) начинает «Гран Торино» почти с автопародии. Постаревший стрелок хорошо понимает комизм героической позы в 78-летнем возрасте – и выбирает для начала серьезного разговора ироничный тон. Двигается как заржавевший Терминатор. Щурится и кривит губу, точно издевается над героями, которых играл в спагетти-вестернах Серджо Леоне и фильмах о Грязном Гарри. Ворчит как пенсионер, которого раздражает все вокруг: от манеры молодежи прокалывать пупки и покупать японские автомобили до требования называть негров «афроамериканцами».

В общении с соседями герой «Гран Торино» предпочитает обходиться без политкорректных эвфемизмов, а если кто чего не понял, достает ружье и рычит сквозь зубы: «Вон с моей лужайки!» Ветеран Кореи, карикатурный обломок белой Америки в районе, сплошь заселенном новыми иммигрантами, он только и может, что охранять свой газон, протирать тряпочкой собственноручно собранный на конвейере в 1972 г. Ford Gran Torino и желчно сплевывать в сторону лопочущей на непонятном дальневосточном языке соседской старушки.

Старушка, не будь дура, отвечает тем же, но комическая идиллия взаимного раздражения длится лишь до тех пор, пока местная банда не подбивает аутичного соседского паренька угнать великолепный изумрудный Gran Torino.

По правилам жанра за этим должна последовать месть, однако у Иствуда следует роман воспитания, в котором старый учит малого и учится сам.

Монументальная фигура Клинта Иствуда так прочно вросла в пространство мифа, что его почти невозможно воспринимать как частное лицо: актера, режиссера, человека. О нем слагают песни: хит Gorillaz так и называется – Clint Eastwood. О нем пишут саги: Стивен Кинг срисовал с Иствуда главного героя семитомного фэнтези «Темная башня». Это лицо давно пора печатать на монетах. Клинт Иствуд – сама Америка.

Поэтому «Гран Торино» работает в широком поле национальных мифологем: от неприступности личной лужайки, упрямства героя-одиночки и любви к мощным красивым машинам до всемирной американской отзывчивости и религии как основы нравственных ценностей. Иствуд умеет говорить об этом не то чтобы вовсе без пафоса, но не впадая в назойливую проповедь. Он не пасет народы, не провозглашает моральные императивы и не учит, как распутывать межнациональные отношения. А просто показывает, как надо возделывать свой сад, содержать свой гараж, мыть свою машину, защищать свои принципы и признавать свои ошибки.

Начав с презрительных плевков в адрес показной корректности, к финалу «Гран Торино» напоминает о цене настоящего уважения, дружбы и любви к ближнему, без которых патриотизм остался бы тупым шовинизмом. Иствуд не боится грубости и прямоты, потому что в 78 лет это нормально. И не боится казаться смешным, потому что иначе нельзя быть серьезным.