Работа над культурой
Подытожим три уже обсужденных наших свойства: государственный патернализм (т. е. материальное и политическое иждивенчество или негражданственность), монологизм (или неспособность к диалогу) и манихейство («Ведомости» от 4.05.2010). Иждивенчество политическое, нежелание участвовать в жизни общества, даже в пятиминутном акте выборов, – это свойство общинной толпы, часть ее «муравейной» культуры (Василий Розанов). Монологизм – это тоже свойство локалистской культуры, культуры крестьянской общины, для которой иное, «необщинное», внешнее – всегда враг. Эта установка на внешнее как на вражеское всегда была условием воспроизводства локалистской культуры.
И сегодня локалистские установки воспроизводятся урбанизированными выходцами из «бедных, многодетных крестьянских семей» (формула советских кадровиков). «Если человеку хорошо и он счастлив – это плохой человек» – одна из таких установок. Для общинной культуры главный враг – образованность, интеллект, культура и, конечно, успешность. Ее кумирами никогда не были ни Андрей Сахаров, ни Дмитрий Лихачев, ни Александр Солженицын, ни Егор Гайдар, которых в глазах этой культуры не спасали ни три сахаровские звезды Героя труда, ни всемирная известность, ни всенародно почитаемые гайдаровские предки, ни тысячи трудов тех, кто изучает их труды и деяния. Для локалистской культуры все они (и иже с ними) – чужие, носители тяжких грехов: образованности, интеллекта и высокой культуры. Свои – это кумиры из «Аншлага», чей юмор особенно впечатляет локалистскую зрительскую массу, если репризы начинаются с «х...», «б...», «жо...» и «ё...». А для вышедших из этой культуры нынешних барышень и дам любимые кумиры – обитатели «Дома-2». Манихейство – это вечная стагнация, вечная отсталость, если не угасание. Прогресс основан на культуре медиации, на освоении постоянно прирастающих культурных феноменов через поиск в них срединных вариантов, а не через восприятие в форме либо плюс, либо минус.
Во что мы ценим предков
Даже этих трех свойств, которыми до сих пор страдает огромная часть населения, достаточно, чтобы поставить крест на нашем будущем. А ведь кроме них есть пьянство, пренебрежение личностью, т. е ближним и его жизнью, симпатии к криминалу и т. д. Режим Ленина – Сталина физически уничтожил десятки миллионов лучших. Демографический прогноз численности народонаселения России на 2000 г., сделанный Дмитрием Менделеевым (который глубоко и профессионально увлекался демографией), – 600 млн человек. Где они? Исчезли от рук «успешного менеджера» Сталина. Во что же мы ценим жизнь десятков и десятков миллионов соотечественников? Убийцам (Ленину, Сталину) – почет, спасителю (Гайдару) – позор. Все эти безнравственные суждения, по-прежнему разделяемые в нашей стране слишком многими, являются главной причиной того, что на Украине культивируется идея голодомора как геноцида, а в Эстонии появляются люди, готовые оправдывать соотечественников, воевавших в составе войск СС, и др. Это не только пересмотр итогов истории, но и, мягко выражаясь, дистанцирование от нас, от нашей манихейско-социалистической «духовности», от 1917 года и его «свершений». Это свидетельство того, что гражданская война духовно не кончилась до сих пор. Немцы приняли позор своего гитлеровского двенадцатилетия и покаялись, а мы все еще упорно цепляемся за наше советско-сталинское бесславие. Мы не хотим понять, что для всего цивилизованного мира, для всех тех стран, общественный и экономический мир которых мы стремимся видеть своими стратегическими партнерами, советский период – это прежде всего уничтожение десятков миллионов невинных, советизация через смерть, пытки, насилие, ограбление и унижение своего и многих других народов, которые мы все время пытаемся упрятать за исторический подвиг нашего народа во Второй мировой войне.
Это период (исключая народную победу над фашизмом) бесславия, взывающий к покаянию, а не к гордыне. И пока это покаяние не состоится – громко, внятно и от всех, – отношение к нам не изменится. Не может порядочный человек принять оценку этого периода как эпоху «достижений, но неприемлемой ценой». А какая цена (сколько конкретно миллионов жизней детей, женщин и мужчин) была бы приемлема для произносящих эти оценки Сталина и сталинщины? И для той всё еще огромной массы, которая даже эту ужасающую цену считает все-таки вполне приемлемой? Когда Конрад Аденауэр встал на колени перед Стеной Плача в Иерусалиме, он начал процесс духовного возрождения германского народа. Этот процесс достойно продолжил много лет спустя Вилли Брандт тем же покаянным движением в самом страшном из фашистских концлагерей. Миллионы наших невинных соотечественников покоятся в тысячах страшных ям советского ГУЛАГа, брошенные, забытые, но зато «оцененные» якобы по слишком высокой, «неприемлемой» цене.
Однако принять бесславие и покаяться могут те, кто духовен. Но это всё еще не большинство. Духовно продвинутое общество потенциально заключено в наших детях ибо они, к счастью, пока отсутствуют среди тех, для которых Ленин – Сталин – кумиры, а Сахаров и Солженицын – нет. Отсюда императивная, выше всего и вся по значению задача духовного воспитания наших детей и всяческого ограждения, сбережения их от бездуховности этого большинства. И здесь мы обращаемся к проблеме духовности, духовного и духа.
«Высшие предметы» и человеческие усилия
Выдающийся российский философ Мераб Мамардашвили писал: «Природа не рождает людей. То, что рождается, есть лишь потенциальный человеческий материал, в котором людям еще предстоит родиться... Значит, есть какой-то тигель, в котором плавится и выплавляется человеческое существо» (М. К. Мамардашвили. Опыт физической метафизики. М.: Прогресс-Традиция, 2009. С. 16). Великий философ напоминает нам о существовании неких «высших предметов: «мысль, или красота, или честь, достоинство, доблесть человеческая суть явления порядка, они упорядочены и, более того, у них есть свои законы жизни» (с. 17).
Итак, человеческий феномен не имеет оснований в природе (тогда где?), а «высшие предметы» представляют собой явления порядка со своими законами. Первым же свойством этой упорядоченности есть то, что «высшие предметы» существуют только при условии постоянных человеческих усилий по их осуществлению. Вот при этом условии «высшие предметы» длятся. «Нельзя породить институцию и предположить, что она будет сама жить... Ничто человеческое не может само собой пребывать, оно должно постоянно возобновляться и только так может продолжать жить, а возобновляться оно может только на волне человеческого усилия... Человеческое усилие не может быть без метафизического элемента в человеческом существе» (с. 19). Но тогда что же получится, если эти усилия прекратятся? Ответ очевиден: если «высшие предметы» длятся только через постоянство человеческих усилий, то при их прекращении они перестают длиться. «Закон нельзя установить и потом о нем забыть, считая, что он будет существовать. Существование закона покоится целиком на существовании достаточного числа людей, которые нуждаются в нем как неотъемлемом элементе своего существования и готовы бороться и идти на смерть для того, чтобы этот закон был» (с. 19).
Из сказанного следует, что нынешнее нравственное состояние нашего общества, его бездуховность – это утрата этим большинством «высших предметов», прекращение постоянного их возобновления внутри этого большинства. Но само это большинство длится, только пока оно живет – в буквальном смысле. Сохраниться оно может только, если «уходя» будет одновременно прирастать за счет детей с такой же бездуховностью. Не прирастая, оно со временем «уйдет». Круг замкнулся, и мы вернулись к императивной, важнейшей из важнейших задач нашего общества – духовному воспитанию наших детей. К счастью для нас, в обществе есть ведь и меньшинство, которое не потеряло «высших предметов» – ни добра, ни истины, ни красоты. Нужно, чтобы прирастало оно, а не толпа, поклоняющаяся Ленину – Сталину и не способная к покаянию.