Главный смысл гуманизации уголовного законодательства – разгрузка тюрем
Намеченная Дмитрием Медведевым правка уголовного и уголовно-процессуального законодательства поражает размахом. Если президентские новеллы (более подробно – в статье «Свободы не лишать» в номере от 17 марта) вступят в силу в нынешней редакции, то наказания будут смягчены по 206 из 285 статей особенной части Уголовного кодекса (УК). Некоторые статьи, в частности клевета и оскорбление, перейдут в разряд административных правонарушений.
Нынешние поправки в УК могут облегчить судьбу сотрудницы Хамовнического суда Натальи Васильевой. За утверждение о давлении на судью Виктора Данилкина во время процесса по второму делу Михаила Ходорковского, опровергнутое затем Мосгорсудом и самим Данилкиным, она сейчас может заплатить четырьмя годами лишения свободы за клевету в отношении судьи, соединенную с обвинением в совершении тяжкого преступления (ч. 3 ст. 298). Если поправки примут, максимум, что ей грозит, – штраф до 5000 руб. и арест не дольше 10 суток.
Судьи по исправленной версии УК и УПК получат значительно больше возможностей варьировать наказание, учитывать индивидуальные особенности личности каждого правонарушителя, его готовность возместить вред потерпевшему и казне. Поправки ослабят рычаги воздействия силовиков на бизнес и их участие в конфликтах хозяйствующих субъектов.
Однако всего важнее другое: президентские новеллы способны разорвать порочный круг российской правоохранительной и пенитенциарной систем. В последние годы их работа, официальная цель которой – исправление осужденных и недопущение новых преступлений, приводила к противоположному результату: она калечила людей физически и морально. По расчетам бывшего первого заместителя председателя Верховного суда Владимира Радченко, за последние 20 лет через лагеря прошел каждый восьмой мужчина России. Добавим к ним еще около 600 000, впервые осужденных к лишению свободы в 2008–2010 гг. По данным Федеральной службы исполнения наказаний, в последние годы осужденные впервые составляли около 60% лагерного контингента (694 500 на 1 января 2011 г.). Более четверти из них – молодые люди до 25 лет, от 15 000 до 19 000 заключенных отбывали в 2005–2009 гг. сроки до года, еще 150 000–160 000 – от года до трех, т. е. были осуждены за преступления малой или средней тяжести или заслуживали снисхождения.
Они находились в обществе десятков тысяч психически больных, а также больных туберкулезом и ВИЧ-инфицированных (цифры приводил заместитель министра юстиции Александр Савенков). Унизительные условия содержания, несоблюдение норм разделения заключенных по тяжести совершенных преступлений и их числу, наконец, скученность в камерах и бараках способствовали воспроизводству преступности. Тысячи людей, отрезанных от привычных социальных связей, деградировали. По данным судебного департамента при Верховном суде, доля ранее осужденных в их общем числе выросла в 2003–2009 гг. с 24,6 до 30,6%. Исправления осужденных не произошло, наоборот, тюремная субкультура с ее искаженными понятиями о границах допустимого все больше проникает в обывательскую среду. Слезливый шансон, доносящийся из автомобилей всех марок и расцветок, с крошечных дачек и роскошных вилл, – неприятное тому подтверждение.
Возможность назначать вместо лишения свободы принудительные или обязательные работы, домашний арест позволят наказать впервые совершивших нетяжкие преступления, не погружая их в криминальную среду, и одновременно улучшить условия содержания тех, кто все-таки оказался за решеткой. Разумеется, подобная гуманизация потребует большого труда работников уголовно-исполнительных инспекций, руководителей организаций, где будут работать осужденные, и их родственников. Наконец, гуманизация будет невозможна без преодоления репрессивного уклона в головах судей и следователей, часть которых уверена, что «некуда сажать – это не аргументация».
Правда, странно выглядит возможность отбывать наказание дома за похищение человека, незаконное лишение свободы и торговлю людьми.