Как Теодор Курентзис превращает петербургский Дом радио в культурный центр
А в Москве новая музыка собирается поселиться в Музее транспорта
Сомнения и страхи улеглись: петербуржцы, которые тревожились за мемориальный статус, архив и традиции Дома радио, нашли в лице Теодора Курентзиса не захватчика, а союзника. Ничего не будет утрачено, напротив, окажется приведено в порядок – и, самое главное, дополнится живым сегодняшним творчеством. В Доме радио отныне будет репетиционная база оркестра и хора musicAeterna, состав которого плавно мутирует. В оркестре есть люди – как, например, концертмейстер Афанасий Чупин, – которые сформировались как музыканты под руководством Курентзиса еще в Новосибирске, где была создана марка musicAeterna, затем проследовали за ним в Пермь и вот теперь выступают на первых ролях уже в Петербурге. С другой стороны, в оркестре есть новые лица – и россияне, и европейцы.
Две симфонии
В таком обновленном составе оркестр приехал в Москву, снова при поддержке банка ВТБ. В год 250-летия Бетховена Курентзис опять играет полный цикл его симфоний, впрочем теперь деля его с другим дирижером – Джованни Антонини, знакомым нам по неоднократным гастролям барочного ансамбля Il giardino armonico. Но это не в Москве: здесь Курентзис ни с кем не делил сцену Большого зала консерватории, по обыкновению начав концерт в девять вечера и отпустив счастливую публику ближе к полуночи.
Триумф был полнейшим: такой Пятой симфонии никто не слышал никогда, хотя на нашей памяти есть более чем совершенные исполнения. Курентзис сполна продемонстрировал то, что сегодня из дирижеров умеет он один – комбинировать неукротимую энергию с тщательным вниманием к деталям. Детали в Пятой симфонии все на вес золота: для современников эта партитура сплошь состояла из вдохновляющих и шокирующих новшеств, это качество не выветрилось из нее и сейчас. Именно нестандартные композиторские решения и есть то, что находит отклик в натуре Курентзиса: чем забористее музыкальный текст, тем с большим удовольствием он его преподносит.
По этой же причине исполнение Второй симфонии не оказалось столь же стопроцентно удачным. Новаторские скерцо и финал получились великолепно. А вот первые две части прошли неровно: ткань не всегда складывалась и даже рвалась в тонких местах, не обошлось и без досадных случайностей. Однако и здесь Курентзис смог передать нам глубокое слышание музыки, в том числе жестом. Если в музыке идет неуклонное крещендо, нарастание звука, а Курентзис в это время делает активное движение, меняя позу и положение на подиуме, впору задуматься о том, что в музыке в это время меняется смысловое качество, хотя мы этого и не слышим – поскольку случайных жестов, рассчитанных лишь на внешний эффект, у Курентзиса не бывает.
Что такое музыка?
На следующий день Курентзис и его музыканты были уже в своем новом доме: в петербургском Доме радио состоялся круглый стол на тему «Музыка – это зеркало или то, что отражается в нем?» Постановку вопроса придумал композитор Алексей Ретинский – первый композитор – резидент создаваемого Курентзисом на базе Дома радио культурно-образовательного центра.
33-летний композитор, на полгода резидентуры перебравшийся из Вены в Петербург, откровенно признался, что ответа на поставленный им самим вопрос он не знает, ибо, как он выразился, «чем больше я пишу музыку, тем меньше понимаю, что она собой представляет: с одной стороны, музыка вмещает в себя весь мир, поскольку состоит из многих составляющих – от философии до риторики и поэзии, с другой – она автореферентна, и чем меньше я взаимодействую с миром, будучи вынужденным сочинять в четырех стенах, тем больше этот мир открывается мне через музыку».
Творить исключительно в одиночестве Ретинский в новой должности не будет. Помимо большого оркестрово-хорового сочинения от него ждут составления нетривиального репертуара для музыкантов оркестра и хора musicAeterna, он же будет вести ознакомительные и практические занятия (от лекций до концертных программ), продюсировать студийные записи новых камерных сочинений, устраивать знакомства музыкантов и публики с современными авторами, проводить беседы и обсуждения с присматривающейся к новому «месту силы» местной молодежью. Такой масштаб резидентской деятельности Курентзис объяснил тем, что «современные композиторы, у которых более тонкие отношения с творческими материями, способны переформатировать мышление самих музыкантов и коммуницирующей с ними слушательской среды, к тому же полугодовой «шаг», который будет отделять каждого резидента от его преемника, создаст эффективную эстафету творческих подходов и мобильно изменяемых междисциплинарных векторов».
«Это особо важно в наше время, когда стираются границы искусств», – довершил картину мира Курентзис.
Спикером круглого стола был также композитор Леонид Десятников, не избегавший иронически заземлять высокие материи диспута. Так, если Ретинский определил современную сущность ритуала как «форму встречи с Богом, которого там нет», то Десятников весело пригвоздил ритуал как «форму, из которой вытекло содержание».
Как видно, вокруг Курентзиса в Петербурге начинают кучковаться самые разные люди. Еще один гость – лидер модной петербургской группы Shortparis Николай Комягин – азартно заявил, что все те сильные эмоции, какие высоколобые подростки испытывают от академической музыки, знакомы ему по обычной попсе. Таким образом, в сухом остатке встречи оказалась критика элитарности.
Начало транспорта
В одном из интервью прежних лет Курентзис назвал самым интересным российским композитором Алексея Сысоева. Сегодня в том, что дирижер не ошибался, смогли убедиться москвичи. Они пришли на грандиозную акцию под названием «Начало движения», которую поставил режиссер Филипп Григорьян. Музыку к ней написал как раз Сысоев.
Акция прошла в московском Музее транспорта, расположенном в промзоне на задах Казанского вокзала. Музея как такового пока нет – его только планируется создать. Здание транспортного парка № 4 построили в 1929 г. по проекту архитектора Константина Мельникова и инженера Владимира Шухова, в нем ремонтировали автобусы и грузовики. В последние годы шедевр стоял закрытым, а теперь московская публика смогла увидеть его изнутри в первозданном облике – за прошедшие десятилетия из него разве что выветрился запах пролетарского пота.
В одном из громадных цехов через динамики играли Мосолов и ранний Шостакович: подборку сделал Сысоев. В других пространствах исполняли музыку его самого. Члены вокального ансамбля «Интрада» и брасс-секстет Большого театра музицировали, стоя в тех самых лотках, куда когда-то спускались механики, чтобы прикрутить тормоза. Публика ходила вокруг, не снимая верхней одежды, а над нею болталась циркачка на трапеции. На сцене царила певица Татьяна Кокорева в белом концертном платье, временами уходя отдохнуть в будку надсмотрщика. В это время становилось слышно, что в соседнем цеху вовсю стараются четыре ударника – там параллельно исполнялось другое сочинение Сысоева с применением не только барабанов, но и настоящих рессор. В следующем цеху стоял ржавый остов троллейбуса, а на видеомониторах шел путч 1991 г. Наконец, в самом дальнем ангаре показывали абстрактное техновидео под такой же техноритм – и это тоже была музыка Сысоева.
Этот современный образец «гезамткунтверка» соединил не только музыку, танец, видео и цирк, но и времена – от советского авангарда до наших дней и с мыслью о будущем: через несколько лет здесь будет еще один прекрасный московский музей со своими образовательными, тусовочными и культурными программами.